Одним из главных открытий последнего Одесского кинофестиваля стал турецкий фильм «Я – не он» режиссера Тайфуна Пирселимоглу. Премьера ленты состоялась в начале года в Роттердаме, сам же Пирселимоглу, не смотря на участие в фестивалях и известность в родной Турции, все еще остается малоизвестным именем для европейских зрителей. О его фильмах и отчужденности как ключевой теме рассуждает Юлия КОВАЛЕНКО.
Небольшая комнатушка. На тусклом песочном линолеуме вглубь помещения растянулись блики от серых окон. Стены, окрашенные насыщенным темно-зеленым цветом, увешаны торговыми полочками с манекенами-головами в париках. На дальней стене между окнами нелепо, в два ряда свисает дешевая дюралайтовая гирлянда, подсвечивающая своими огоньками искусственные шевелюры. У одного из наглухо запертых окон подолгу проводит время хозяин этой пустынной лавки и, одновременно, ее жилец Хамди. Скрестив руки за спиной, средних лет мужчина отрешенно вглядывается в неменяющийся вид за окном – реклама на облупившихся фасадах жилых домов, оживленные колонны из машин и автобусов, спешащие куда-то пешеходы, ищущая при дороге быстрого заработка девушка в парике, некогда, возможно, стоявшем на одной из полок у этих темно-зеленых стен. В тишине комнаты раздаются только отдаленный гул улицы и глубокий вздох мужчины. Прислонившись спиной к стене, Хамди карандашом проведет над головой по уже слегка потертой окраске. Затем обернется, и некоторое время будет всматриваться в отметину. А на ближайшем приеме у врача пожалуется, что уменьшается в росте. На что доктор сухо ответит какими-то стандартными фразами о процедурах проверки.
Подобно Хамди в фильме «Волосы», герои всех картин Тайфуна Пирселимоглу оказываются замкнуты в своих тесных мирках. Все попытки преодолеть свою отчужденность будут только подчеркивать невозможность это сделать. Предельное одиночество – это то, что объединяет трилогию Пирселимоглу «Риза» (2007), «Туман» (2009) и «Волосы» (2010). И то, что связывает с этими фильмами раннюю, стилистически отличающуюся картину «Innowhereland» (2002), и новую работу режиссера «Я – не он» (2013). Вся фильмография Тайфуна Пирселимоглу становится последовательным рассказом об отчужденности, начинающимся с поисков внешних преград, затем плавно перетекающим в неспешные размышления о внутренних переживаниях и подводящим к вопросу о нерушимости самой границы между внешним и внутренним.
Кадр из фильма «Я – не он»
Чем дальше продвигается этот рассказ, тем меньше остается нарратива в самих фильмах. Тем меньше могут высказаться герои. Тем больше за них говорят зеркала. Почти все персонажи Пирселимоглу рано или поздно оказываются перед своими отражениями. Но с каждым разом их зеркальные двойники все меньше им же принадлежат. Уставшая от безрезультатных поисков пропавшего сына Сюркан в «Innowhereland», прислонившись к зеркалу, будет искать в отражении силы: сначала – чтоб не опускать руки, затем – чтоб смириться. И оба раза измученный образ в зеркале будет лишь жестоко признавать тщетность материнских надежд. В «Ризе» только перед зеркалами станет возможен разговор о грехе. Все другие попытки разобраться и прямо высказать всю тупиковую сложность отношений, непосредственно граничащую с греховностью и виной перед Другим, будут казаться глупыми, неуклюжими и просто невозможными. Может и поэтому сцена, в которой Айсель признается Ризе в своем чувстве вины перед покойным мужем, кажется такой неорганичной. Свою невольную зависимость от Другого и, одновременно, отчужденность от него нельзя просто высказать – на это не хватает слов. Для подобного разговора нужны зеркальные отражения, вызывающие вопрос о собственном «Я», о себе в глазах Другого. Как и нужно зеркало для того, чтоб понять герою фильма «Волосы» не только свою нехватку в Другом, но и почувствовать ту же пустоту в другом человеке. В полумраке крохотной ванной перед зеркалом Хамди обнаруживает, что теряет волосы, на следующий день после того, как отрезал богатую косу у загадочной посетительницы. И, наконец, зеркало в «Я – не он», размножив отражение Нихат, проявляет расщепленность его субъективности, его нетождественность самому себе. Словом, зеркало в фильмах Пирселимоглу, так или иначе, будет связывать героев с Другим.
Не всматривается в свое отражение персонаж лишь одного фильма – «Туман». Молчаливый молодой человек Ресат, работающий в пиратской фирме по изготовлению DVD, живет в мирке, пожалуй, еще более тесном, чем комната-лавка Хамди в «Волосах». В нем нет места даже для матери героя, сидящей целыми днями у окна. Если Хамди еще всматривается в рекламу на здании напротив, обещающую беззаботный веселый отдых в Бразилии, то за окном Ресата – серое небо и туман. Влюбленный в соседку, живущую этажом ниже, парень может позволить себе лишь воровать тайком из ее мусорного пакета флакончик от духов. Ресат не старается подобно героям «Ризы» или «Волос» отыскать понимание в Другом – для него вообще Другой будто бы размыт в том самом не сходящем тумане. Мать, начальник, знакомые, возлюбленная и даже новый приятель с его дикой просьбой убить жену – все окружающие люди кажутся очень далекими от Ресата, даже призрачными. Вероятно, потому и не вглядывается Ресат в зеркала, что при таком неясном Другом теряется всякая возможность ловить собственное отражение и отвечать на вопрос «кто я?». Все, что остается герою «Тумана» – воровать то, что хоть как-то заменяет теплоту человеческих отношений, заботу и надежды. Пустой флакон от духов, заменяющий общение с девушкой; мопед, заменяющий статус мотогонщика; клетка с голубем, заменяющая надежды; ужин, который приносит в термосе парикмахеру женщина, заменяющий заботу. Собственно, и работа в пиратской компании, выпускающей ворованные фильмы, кажется неслучайной – помимо прочего еще и потому, что фильм представляется, в сущности, чужим фантазмом, фантазмом режиссера. Тем более символичной кажется нелегальная работа Ресата, если вспомнить делезианское «кино – это инструмент мышления, само мышление» или жижековское «кино говорит, как нужно желать». Ресат теряет работу в пиратской фирме тогда же, когда все герои осознают безысходность своего положения – когда дальше некуда двигаться, когда рушатся все фантазмы и желать что-либо становится невозможно.
Кадр из фильма «Риза»
В целом тема фантазма одна из центральных в фильмах Пирселимоглу. События, происходящие с персонажами его картин, разворачиваются, как правило, между попытками преодолеть одиночество, утолить чем-либо горькую жажду теплоты человеческих отношений и крахом всех надежд и желаний, всех фантазмов, кое-как укрывавших покинутость и отчужденность. В каждом фильме режиссера на стене в доме героев будут висеть семейные фотографии. Если в «Innowhereland» это будут портреты сына, поддерживающие в матери надежду на его возвращение, то во всех дальнейших картинах в рамочки будут помещены супружеские фото, обработанные в дешевом редакторе, нередко с искусственным фоном каких-то курортов – единственное, что будет призвано создавать видимость счастливой жизни, полной гармонии и теплых взаимоотношений. Но в условиях отчужденности, в которой пребывают герои фильмов, еще более заметна фальшивость и бесполезность всех этих фотографий. Персонажи Пирселимоглу не могут преодолеть собственного одиночества, что б они ни делали. Мариам в «Волосах» продает свою роскошную косу Хамди, чтоб раздобыть для семьи хоть какие-то деньги, но следом же узнает об изменах мужа. Заглушить внутреннюю пустоту женщине помогает еда и телевизор – еще один постоянный элемент миров Пирселимоглу. Оказавшись наедине, герои «Ризы», «Волос» и «Я – не он» молча смотрят телевизор.
Причем, в отличие от рекламы в «Волосах», фотографий на стене или ворованных вещей в «Тумане», голубой экран в картинах режиссера скорее не дает никаких надежд и не заменяет полноту человеческих отношений. Телевизор в большей степени помогает попросту убивать время. В «Ризе» старик-постоялец мотеля утром умывался, одевался, пытаясь дрожащими руками застегнуть все пуговки на белой рубашке, и отправлялся проводить целый день у телевизора в ожидании, когда за ним приедет его сын. В «Тумане» Ресат бесцельно перебирал телеканалы каждый раз, как включал телевизор. Телеэкран у Пирселимоглу становится, вероятней, тем общим пустым местом, куда герои могли проецировать свое Я, поддаваясь, словами Метца, «нарциссическому уходу в себя». Так, в «Я – не он» Нихат перед телевизором решается на близость с Айше – в миг в тихом герое, робком и неразговорчивом работнике столовой, которому порой не хватало уверенности, просыпаются подавляемые грубость и резкость. В «Волосах» к Хамди перед телевизором приходит окончательное понимание фатальной невозможности преодолеть отчужденность: в его отношениях с Мариам в буквальном смысле всегда будет присутствовать третий – покойный муж женщины. Сначала призрак, невозмутимо покуривающий сигарету, будет сидеть посреди дивана, заставляя Хамди чуть ли не вдавиться в угол, затем неторопливо встанет, оставив между героем и Мариам пустое место. Следом уйдет и женщина, покинув Хамди в одиночестве перед телевизором.
Кадр из фильма «Волосы»
При этом ничто в мирах героев Пирселимоглу не теряет реализма. Границы действительности будто бы не размываются – ни когда в «Я – не он» становится очевидной расщепленность субъективности Нихата, ни когда в «Волосах» Хамди видит дух погибшего супруга Мариам. Все происходящее с персонажами – их строгая реальность, не поддающаяся никаким манипуляциям и сомнениям. Что бы ни происходило с Нихатом, насколько бы ни менялись его состояния и, шире, его субъективность, сам невидимый барьер между ним и окружающим миром оставался нерушимым. То же самое происходило и с другой героиней «Я – не он» – Айше. Вероятно, поэтому же между фильмами Пирселимоглу почти нет взаимных ссылок на фабульном уровне – границы частных реальностей героев будто бы нерушимы. Даже в трилогии «Риза», «Туман» и «Волосы» каждая картина остается довольно герметичной. События здесь не переплетаются, герои не вмешиваются в миры друг друга. Связывает же трилогию воедино, скорее, безысходность и тщетность попыток преодолеть отчужденность.
Реализм Пирселимоглу в некотором смысле даже фатален – у героев не остается выхода из своих мрачных миров и в их сны. Одна из наиболее щемящих сцен едва ли не всей фильмографии режиссера – сон главного героя «Ризы» в квартире Айсель. Когда уже очевидной стала необратимость отчуждения, герои все еще отчаянно пытаются построить видимость счастливой жизни: Риза устраивается подремать на диване, в это время Айсель на кухне готовит ужин. Но с пробуждением мужчины и эта самая обычная, бытовая идиллия рушится – неловкое молчание за столом и перед телевизором выдает неспособность героев помочь друг другу выбраться из личных обстоятельств каждого. Действительность слишком ощутима, чтоб ее игнорировать или маскировать – она раз за разом возвращает героев из их мечтаний, сновидений и попыток что-либо изменить.
Кадр из фильма «Туман»
В этих печальных фильмах все и вправду возвращается к началу. Риза возвращается в мотель, где, как и прежде, перед телевизором одиноко сидит старик, ожидая сына. Сюркан в «Innowhereland» вновь оказывается на опознании. Ресат в «Тумане» снова стоит на автобусной остановке, провожая взглядом женщину, несущую парикмахеру небольшой контейнер с едой. Нихат в «Я – не он» опять оказывается за решеткой. В мрачной реальности героев Пирселимоглу, наполненной одиночеством и покинутостью, оказывается невозможно что-либо поменять. Единственным выходом, не обещающим при этом никаких изменений, остается лакановское «усердие в своих желаниях» даже тогда, когда в желаниях пропадает всякий смысл – как это, похоже, видится в «Волосах». Все та же комната с темно-зелеными стенами. Все те же парики на полках, напоминающие о желании избавиться от внутренней пустоты. Все так же у наглухо запертого окна стоит Хамди – скрестив руки за спиной, герой вертит карандаш, которым обыкновенно отмечал свой рост на стене. На улице, как и прежде, суетящиеся прохожие, транспорт, та же девушка у дороги. На здании напротив вновь реклама, обещающая беззаботный отдых в Бразилии. Неловкое движение пальцев, и карандаш падает. Небольшое промедление – Хамди взглянет на упавший карандаш и вновь обернется к окну продолжать просто всматриваться в рекламируемые образы далекой теплой Бразилии, а пространство постепенно заполнят ритмы неспешной босановы об обворожительной девушке из Ипанемы.