Скромное обаяние миноритариев

 

«Стать самим собой» – словосочетание престранное, ведь второе и третье слово этого motto словно бы предполагают некий предел, к которому стремится становление, а достижение этого фронтира характеризуется окончательным заполнением формы «самого себя». Странно, потому что «становящийся-самим-собой» не знает, какова эта форма. Но если всё же она и намечена (искусственное занятие – нечто вроде картографии воображаемой территории), то такой жест противоречит процессу становления. Определить границы «самого себя» сродни определению крайнего предела, которым является смерть; наверное, мёртвое тело – именно та форма, которая только и может быть сама собой, уже не зная становления. Приходится делать выбор – или «становиться», или «самим собой».

 

Несколько более интересен вариант «остаться самим собой» – его параноидальность даже комична, так как заполнивший форму «самого себя» усматривает в становлении угрозу нарушения её пределов и усердно начинает его избегать. Так человек-в-становлении пытается определить границы «самого себя», но не подозревает, что они могут быть лишь подвижными.

Того, кто не устанавливает границ своего становления, ожидает проблема выбора его вектора. И здесь существуют варианты её решения – «стать как все» или «стать не как все». Очевидно, что разобраться со своим становлением можно лишь сличая его с некоторым стандартом большинства, о котором писал Жиль Делёз, или меньшинства (чтобы быть меньшинством, нужно знать особенности большинства), которое этот стандарт не разделяет.

И здесь проявляется важнейшее свойство становления – конструирование. Человек становящийся – это человек конструирующий самого себя. О таких созидающих самих себя людях Рабах Амёр-Займеш снял поистине замечательный фильм: в «Песнях Мандрена» компания контрабандистов представлена как яркий пример миноритарного сообщества, состоящего из людей, захваченных становлением. Прежде всего, невозможно не отметить их выбор, который собственно и является жестом личного конструирования: борьба против французского государства, армии и института генеральных откупщиков (политический выбор), против невежества (культурный выбор), против неразборчивого желания собираться в толпу (социальный выбор). Последний выбор может показаться не столь явным, так как группу можно рассматривать как небольшую толпу (со скольких человек, собравшихся вместе, зарождается толпа?), однако, отношения между контрабандистами однозначные – главного в группе нет. Здесь снова следует подчеркнуть, что понятия большинства и меньшинства не связаны со счётными процедурами – они не определяются количеством, а отношением в процессе зарождения; размышляя о вопросе количества, уместно вспомнить объясняющее стихотворение Уоллеса Стивенса «Соединенные дамы Америки»: «Толпа мертва. Велика она или мала // Не имеет значения. Толпа не превысит // Единственного человека».

 

Кадр из фильма «Девушки в опасности»

 

Конечно же, работа Амёра-Займеша окрашена тёплыми тонами идеализации показанного в ней сообщества, сложно представимого в реальности, но показанная в фильме группа вполне может рассматриваться как модель меньшинства, которое отличается тем, что конструирует самое себя в процессе становления. Кроме выбора собственных характеристик и вектора становления, миноритарии Амёра-Займеша отличаются ещё и тем свойством, которое словно цементирует меньшинство – сопротивлением. Ситуация получается вполне по Делёзу: акт создания-конструирования как акт сопротивления. Важно понять, что сопротивление может быть направлено не только против кого-то, но и чего-то – положения вещей, застывшего, мёртвого или тотализирующего дискурса, общественного мнения, общего места. О таком сопротивлении Уит Стиллман снял оригинальный фильм «Девушки в опасности».

Удивление и недоумение читателя от того факта, что фильм Стиллмана анализируется совместно с работой Амёра-Займеша, рассеется, если позабыть о жанровости, сюжете и персонажах – то есть подняться от видимостей на уровень концепта. Становится ясно, что оба фильма можно рассматривать как тончайший анализ миноритарных сообществ, проведенных режиссёрами теми фильмическими средствами, которые присущи только им. «Девушки в опасности» – это тоже фильм о меньшинстве, каждая живая клетка которого захвачена становлением под действием внешних сил и внутренних желаний.

Может показаться, что университетский цветник (Вайолет, Лили, Хизер и Роза), раскинувшийся среди «Семи дубов» и сходный с цветочной клумбой из кэрролловского Зазеркалья, раздирают различные силы – бойфренд-катар, манипулятор-двуликий Янус, студенты, поклоняющиеся скорее Бахусу, чем богу гигиены, харизматическая сила Вайолет. Даже кажется, что Вайолет, как Вирджиния Вулф среди друзей из «Блумсберийского кружка», влечёт меньшинство за собой, но это ошибочное мнение. Её влияние, без сомнений, значительно, но сложно утверждать, что только оно формирует остальных девушек. Происходит обмен влияний – как залог становления того, кто не боится потерять «самого себя». Не будет слишком дерзким предположить, что именно эти взаимовлияния определяют сопротивление миноритариев и даже больше – приводят к созданию стиля жизни, о котором настойчиво говорил Делёз, когда комментировал творчество Мишеля Фуко в интервью «Жизнь как произведение искусства» («Существование не в качестве субъекта, но как произведение искусства, и это последняя стадия, это – артистическое мышление»).

 

Кадр из фильма «Аполлонида»

 

Кроме вектора становления и акта сопротивления, пусть даже оно выражается в победе над депрессией занятиями чечёткой и ознакомлением «Обществ римских букв» с туалетным мылом, есть ещё одна вещь, роднящая амёр-займешевских и стиллмановских героев – обаяние. В каждом человеке, который отдался становлению, не может не возникнуть то особенное манкое свойство, отмечаемое наблюдателями и вызывающее в них восхищение. И, как говорил Делёз в «Алфавите», это обаяние безумия – но не крайней степени деменции, а небольшой щепоти эксцентричности, мандельштамовской «точки безумия», лёгкой тонизирующей оригинальности. Смею предположить, что это обаятельное безумие и возникает в человеке, когда он захвачен становлением, так как в становлении-миноритарием часто теряется многое, что присуще большинству – взвешенность, здравый смысл, трезвость суждений, аристотелевская логика. Обаяние как побочный эффект становления.

Но если всё же умерить своё благодушие, то в размышлениях возникает более тревожная, если не зловещая мысль о том, что миноритарий, человек меньшинства чаще всего опознаётся как безумный, а не обаятельный, причём эпитет «безумный» употребляется в медицинском смысле. Миноритарий – это тот сумасшедший, чей голос большинство не желает слушать, тот, кто должен быть репрессирован, как писала Сьюзен Сонтаг об Антонене Арто. Наверное, в этом и скрыта причина особой миноритарной силы сопротивления, сохранения собственного выбора, создания своего стиля жизни.

И здесь нужно сделать серьёзное заявление: истинное меньшинство и настоящие миноритарии при всей их огромной силе сопротивления никогда не переходят из резистентного состояния в некий модус войны, нападения, вторжения. Когда меньшинство начинает воевать и навязывать свои характеристики большинству, то оно постепенно им же и становится. И если герои Амёр-Займеша, сохраняя свою миноритарность, продолжают сопротивление, то стиллмановские девицы постепенно встраиваются в университетское большинство. В этом процессе нет ничего неестественного и тем более постыдного – это нормальный эволюционный процесс взаимодействия большинства и меньшинства. Обратный ход, когда в объёме большинства начинается процесс дифференциации,  также совершенно нормален. Существуют и другие виды меньшинств: самый поверхностный анализ фильма «Аполлонида» Бертрана Бонелло (2011 и 2012 годы были щедры на потрясающе интересные кинематографические работы о миноритариях) приводит к мысли о существовании особенных инкапсулированных меньшинств, чьё становление уничтожено давлением социальных и политических факторов.

 

Кадр из фильма «Звери дикого Юга»

 

Но когда большинство навязывает меньшинству ассимиляционный процесс, тогда сопротивление миноритариев просто обязано стать активным. Эти процессы поразительно точно показаны в фильме Бена Зайтлина «Звери дикого Юга». У миноритарного сообщества из этого фильма сменился вектор сопротивления: жители затопленной Южной Луизианы уже не сопротивляются большинству, поэтому кажется, что они замкнулись в некой сингулярности, но это произошло только потому, что у них появился более серьёзный объект сопротивления – Природа. Такое изменение вектора сопротивления приводит к трагедии ассимиляции, когда большинство навязывает меньшинству свой стандарт, руководствуясь законами и пониманием собственного развития. А разделение сопротивления миноритариев на два фронта оказывается ошибкой, ведь изменение природы напрямую связано с состоянием большинства-общества.

Зайтлин в этом фильме и сам манифестирует себя как миноритарий (то же самое с уверенностью можно сказать об Амёр-Займеше и Стиллмане), пополняя меньшинство, в котором уже находятся Хартли, Джост, Хеллман (рассматривая предельную несхожесть этих режиссёров, можно сказать, что каждый из них – меньшинство) и другие. Их особенность как миноритариев определяется тем же свойством, которое определил Делёз в работе о Кафке – свойством изменения мажоритарного дискурса изнутри путём незначительных изменений, сдвигов, незаметных разрывов: это скорее контрабанда, чем торговля, партизанский саботаж вместо войны. Этот ход сопротивления большинству может со стороны показаться безнадёжным, но следует помнить, что в становлении важен именно процесс, а результат недостижим.

Зайтлин в своём выборе лагеря миноритариев последователен и логичен. Он снимает яркую, фантазийную, душещипательную, чуть наивную историю, в которой в полную силу эксплуатирует харизму пятилетней Квенжане Уоллис – то есть по-голливудски бьёт по площадям, лихо и задорно используя схемы Большого кино. Но здесь важно не только какие паттерны Зайтлин использует, а то, каким образом он это делает. И становится понятно, что актёрская игра на основе verbatim, использование 16 мм плёнки и антиголливудская концовка, по силе воздействия сходная с ночной сценой в лодке в фильме «Зимняя кость» Дебры Граник, намного важнее, чем голливудская структура, а уж вскрывающая всю чудовищность мажоритарных желаний сцена в госпитале просто противопоказана какой-нибудь лёгкой мелодраме.

Рабах Амёр-Займеш, Уит Стиллман и Бен Зайтлин, каждый по-своему, в своей особенной манере  сняли три поразительных фильма о миноритариях – их выборе, обаянии, безумии и сопротивлении, расширив эту важную тему новыми размышлениями о природе меньшинства. Три совершенно разных фильма рассказывают истории людей, которые сделали сложный выбор – свой личный выбор становления.