Автопортрет в криминальном стиле

 

Как известно из классика, миф – это в первую очередь форма. Как любой человек, тщательно работающий на филигранность своего образа, Жан-Пьер Мельвиль существует в первую очередь как миф о самом себе.

 

Слышим «Мельвиль», представляем гладковыбритого мастера криминальных рассказов в осеннем плаще и шляпе. Миф Мельвиля – это образ, не менее продуманный, чем образы его фильмов. Вдохновившись своими литературными пристрастиями, даже имя он себе придумал самостоятельно. Мельвиль как образ истории – это эффектная дилетантская фигура с французским паспортом, которая, словно кит, дрейфует между двух континентов – Америкой и Востоком. От Америки (которая также есть миф о самой себе) у него походка, гардероб, манера подкуривать сигарету, любовь к канону; от Востока – темперамент, ровность дыхания, страсть к одиночеству, почет к оружию. Мельвиль-миф одновременно напоминает веселого гангстера с хорошего кино и неуклюжего сыщика с кино плохого.

В пределах этого мифа мы привыкли переоценивать то, насколько Мельвиль недооцененная фигура. Тогда как даже в неясную погоду его тень хорошо заметна на теле современного кинематографа. С долей осторожности можно сказать, что Мельвиль – наиболее влиятельная фигура французского кино второй половины ХХ века, после Брессона и Ромера. Его влияние наиболее уверенно ощущается в криминальном кино ретро-фасона, в 90-х, во всех фильмах о киллерах-одиночках, там, где есть место хорошему стилю, даже в работе с заурядным материалом. В клубе его последователей встречаем важные, но уже не интригующие фигуры – от пролетарского меланхолика Каурисмяки до эффектного гонконгского станочника Джонни То.

Традиционный предмет культа – союз мельвилевских полярностей Америки и Востока, фильмы «Самурай», «Красный круг», «На втором дыхании» – наименее уязвимые и противоречивые его работы. Часто кажется, что вся небольшая фильмография Мельвиля логически выстраивается вокруг этих работ, стройно вписываясь в конвенцию его мифа. В книге Георгия Дарахвелидзе «Короткие встречи в красном круге», после которой очень непросто говорить о Мельвиле что-то новое, встречается мнение: «герои Мельвиля ведут образ жизни, похожий на образ жизни Мельвиля, одеваются, как Мельвиль, и совершают поступки, продиктованные характером Мельвиля».

Складывается впечатление, что Мельвиль снимал все фильмы о самом себе. Именно поэтому персонажи его картин – кто бы их не играл: Делон, Бельмондо, Вентура, Волонте, Бурвиль – однообразно педантичные, деловые, уравновешенные и независимые. Молчание оказывается их профессиональным сленгом. Они – как шлюхи у Томаса Манна: «Молча улыбаясь, кивая головой и стреляя глазами, они производят впечатление, но, едва раскрыв рот, уже рискуют утратить свой ореол». Таким, как кажется, был и сам Мельвиль.

Любопытный грех Мельвиля – создавать миры из себя и под себя – встречается, к слову, и у Ромера. При этом мало кто помнит, как вообще выглядели Ромер или тот же Брессон, но зато все мы прекрасно знаем аккуратный, стильный образ Мельвиля – мужчины в шляпе и с котом. Он снялся лишь в одном своем фильме, но образами своих дождливых киномиров, в которых день заканчивается на рассвете, а главным сентиментом является мужская дружба, он сумел создать убедительный и красочный автопортрет.

 

 

Все же есть у Мельвиля два фильма, которые не вписываются в его миф элегантного и одинокого гангстера-самурая. Эти фильмы – коррозия распространенных стереотипов о Мельвиле. Они мешают свести Мельвиля исключительно к ненадежным в своей совершенности фигурам стоика, первого независимого режиссера или короля поляров. Это картины «Молчание моря» и «Леон Морен, священник». Как и большинство картин Мельвиля, это экранизации французских писателей; как и в работах «Двое в Манхэттене» или «Армия теней», их темой становится французское Сопротивление.

Что же выделяет эти фильмы? Что в них предает последовательный миф Мельвиля и мир Мельвиля? Первое – стилистическое отклонение от манеры Мельвиля. Фильм «Молчание моря» прямыми крупными планами и работой с текстом, которую Базен называл «первой смелой попыткой столкновения текста и кино», предвосхищал легендарную лапидарную манеру Брессона. Исполненный шарма итальянского кино «Леон Морен» неожиданно оказывался скорее эпическим старомодным рандеву Дрейера с Фордом. Но главная черта этих картин – то, что их темой становится любовь. В «Молчании моря» – любовь к идее, в «Леоне Морене» – любовь к человеку. Любовь в этих работах Мельвиля занимает то обязательное место, которое в других его фильмах занимает дружба.

«Молчание моря» – фильм, снятый по знаковой для французского сопротивления одноименной книге Веркора, в свое время тайно опубликованной в оккупированном нацистами Париже и распространяемой под патронажем непосредственно генерала де Голля. В «Молчании» во время оккупации французская семья из дяди и племянницы принимала у себя дома немецкого офицера. На это неудобство военного времени они реагировали очень жестко и достойно – ни разу не поддерживая с неприятелем разговор. Это выразительное гордое молчание обычных жертв войны – стержень произведения и предмет бессмертной гордости французов. Но не менее интересным является и персона немецкого гостя Вернера. Он преисполнен светлого пылкого разума и веры в немецкий военный проект. Его слепой патриотизм – чувство хоть и ограниченное, но чистое и вдохновленное. Парадоксально, но в фильме именно Вернер оказывается наиболее близким к эффектному мифу Мельвиля. Фашист, строитель нового мира, идеалист и почитатель хорошего вкуса – как ни странно, но Мельвиль с его манией создавать мир из похожих (на себя) характеров близок к этому типу.

«Леон Морен, священник» – история, рассказанная молодой вдовой французского партизана Барни. В какой-то момент, найдя смешной церковную церемонию, атеистка Барни вступает в полемику со случайным молодым священником Леоном Мореном (Бельмондо). Морен ведет аскетический образ жизни и очень критически отзывается о состоянии современной церкви, при этом довольно галантно излагает Барни учение о Боге. Барни сначала переживает увлечение сотрудницей по канцелярской работе, однако потом начинает испытывать влечение к Морену. Узнав в своей горячей влюбленности Бога, Барни принимает католицизм. «Леон Морен» – единственный фильм Мельвиля, где главным героем оказывается женщина, и если продолжать верить, что все герои Мельвиля отображают его характер, здесь имеем дело с его анимой. Потому-то так легко проскальзывает по экрану канва Сопротивления и последующего освобождения Франции американцами. Здесь, как и в «Молчании моря», высокие чувства позволяют не замечать всех страхов войны.

Картины «Молчание моря» и «Леон Морен, священник», в частности, образы Вернера и Барни, показывают нам Мельвиля как глубокого лирика в противовес образу сурового криминального романтика, созданного другими его работами. Благодаря этим двум фильмам миф Мельвиля избегает однообразия, искажается, изменяет цвет, интригует.