Дом Махмальбафов

 

Марзих Мешкени, жена Мохсена Махмальбафа, сняла только два фильма, получивших признание критиков и награды на международных фестивалях, но она активно участвовала в работе над другими фильмами «Дома Махмальбафа», работая ассистентом у своего мужа и дочерей, автором сценариев (в частности, «Будда взорвался от стыда» Ханы Махмальбаф, 2006), выступив сорежиссером фильма «Человек, который пришел со снегом» (2009).

Фильм «День, когда я стала женщиной» (2000) состоит из трех новелл, связанных общей концепцией (три возраста мусульманской женщины). В первой новелле Хаве исполняется 9 лет, т.е. она становится женщиной, поэтому ей нельзя играть с мальчиками, нужно укрываться платком и т.д. Однако она выясняет, что родилась в полдень, а сейчас только 11 часов, так что у нее еще есть законный час свободы, пока она еще не стала женщиной. Во второй Аху участвует в женских велосипедных гонках, а рядом скачут на лошадях ее муж, братья, отец, дяди, мулла и старейшины, всячески ее проклиная. Убедившись в ее решимости продолжать гонку, муж разводится с ней, прямо в процессе, ведь для этого достаточно произнести установленную формулу. В третьей новелле старуха Хура, у которой умер муж, покупает на все деньги то, чего у нее никогда не было – диван, холодильник, плиту, мебель и т.д. и перевозит это все в даль на плотах из бочек и поддонов. В этой новелле сюжетно связываются остальные: плоты мастерили мальчики в первой новелле, а женщины-велосипедистки из второй беседует с Хурой.

«Бродячие собаки» (2004) – рассказ о двух маленьких афганских детях, у которых отец-талиб сидит в кабульской тюрьме за участие в боевых действиях, а мать тоже сидит в тюрьме за то, что она «шлюха» – она вышла второй раз замуж, чтобы прокормить детей, не получив в течение пяти лет никаких известий от первого мужа. Посадил ее в тюрьму муж, причем от него зависит ее освобождение, достаточно лишь ее простить, но он этого делать не может, поскольку он очень религиозный человек. Дети, Гуль-Готи и Захед (так же заявлены и актеры в титрах, просто именами), остаются на улице, промышляют сбором мусора и спят на холодной земле. Становится очень холодно, многие бездомные замерзают ночью, поэтому они пытаются украсть хоть что-нибудь, чтобы попасть в тюрьму, где теплее. Крадут они самые нелепые вещи (поскольку красть в нищем Афганистане особо нечего), пока им не советуют сходить на фильм Витторио де Сика «Похитители велосипедов» (1948), чтобы поучиться воровскому ремеслу. Если это прочитать как отсылку к эстетике неореализма, которую возрождает Марзих Мешкени, то это наводит на пессимистические размышления: все остается по прежнему, война, голод, преступления, и кино мало что здесь меняет. Но мессидж скорее в другом: кино это школа, смотреть фильм нужно, скорее для того, чтобы научиться, как красть велосипеды, а не для того, чтобы получать эстетическое удовольствие. Кино должно менять жизнь, как у Гуль-Готи, которая была обыкновенной нищенкой, смогла приобрести на вырученные от фильма деньги жилье и поступить учиться на актрису (через четыре года она сыграет в фильме «Двуногий конь» Самиры Махмальбаф).

 

 

Самире Махмальбаф всего 31 год, но она уже успела снять пять фильмов, получив два Приза жюри Каннского фестиваля и приняв участие в престижном проекте «11.09.01». Прежде всего, это тот редкий случай, когда важно, что и с какой целью снимает режиссер.

Самира Махмальбаф не только преодолевает границы между художественным и документальным, но и вообще проблематизирует границы искусства. Мир ее фильмов далек от виртуальной реальности или «общества зрелищ», даже Иран для нее слишком цивилизован. В семь лет она снимается в фильме своего отца в Афганистане и величественная и безжалостная природа с резко континентальным климатом завораживает ее. В этой стране кончается искусство и дышит почва и судьба хотя бы по той банальной причине, что бюджет у молодого режиссера маленький, а обеспечить самые простые вещи сложно. Гораздо проще найти в пустыне реального старика, который четыре месяца идет в Кандагар, чтобы просить муллу Омара не выдавать Бен-Ладена, чем нанимать актера, который бы сыграл такого старика и покупать мертвого осла. Люди, снимающиеся в массовке, испытывают реальную жажду и голод, поскольку у режиссера просто нет возможности купить еду. Она снимает в предельно опасной и для нее самой зоне: на съемках «Пяти часов» похитили ее сестру Хану, на съемках «Двуногого коня» был совершен теракт, в результате которого пострадали члены съемочной группы. Вплоть до того, что в роли умирающего младенца она снимает умирающего младенца – поступок, совершенно немыслимый для западного режиссера и зрителя. Мы не желаем видеть умирающих младенцев. Но штука в том, что это реальность, в Афганистане дети умирают на каждом шагу (1-е место в мире по детской смертности).

Однако Самира Махмальбаф не снимает судьбу «просто». Да, на первый взгляд ее язык производит впечатление даже не минималистичнеского, а примитивистского: камера всегда подчиняется изображаемому, переходя с персонажа на персонаж в тот момент, когда они начинают/заканчивают говорить. Также примитивна символика фильма – если сказано, что женщина не должна стучать ногами, чтобы не показывать скрытые красоты (Коран 24:31), то Нухра будет непокорно стучать ногами, и постоянно менять обувь (что тоже не рекомендуется), что как бы свидетельствует о переменах в ее душе. Когда непрофессиональные актеры перестают быть собой, и начинают играть, мы получаем что-то вроде африканского уличного социального театра. А красота афганских или курдистанских гор и карабкающихся по склонам домов, величие руин Дар-уль-Амана, разрушенного «Дома спокойствия», того самого Дараламана, в котором некогда дислоцировалась советская администрация, такова, что нужно просто достать камеру и снимать, не заботясь о ракурсе или каких-либо эффектах. Но такое пренебрежение к элементам традиционного повествования сочетается с очень сложной темпоральной структурой: ее фильмы плохая проза, но какая смелая поэзия! Прежде всего, огромную роль играют повторы; фильмы Самиры Махмальбаф похожи на стихотворение ее любимого поэта Лорки «Удар быка и смерть», в котором через каждую строку повторяется фраза «в пять часов пополудни». Такой повторяющейся строкой является, например, изображения рождающегося жеребенка в «Двуногом коне» или то же переобувание Нухры, не сколько имеющее плоско-аллегорическое значение, сколько задающее ритм повторов. «Ритмично стучать ногами, показывая скрытую красоту» – так можно сформулировать принцип Самиры Махмальбаф.

Повторяющиеся структуры позволяют схватывать те повседневные, автоматизированные и рутинизированные вещи, которые мы выполняем каждый день, и именно поэтому не замечаем и не осмысливаем. Но именно в мире, где совсем не просто набрать, а тем более вскипятить воду или узнать в гугле, кто сейчас президент Пакистана, и живут герои фильмов. Эти повторы объединяют разрозненные эпизоды «жизни врасплох» воедино, придавая им мрачный колорит. Пять часов – это длящееся мгновение, когда над всем нависает «смерть, одна только смерть».

Глубокий трагизм, которым пронизан материал фильмов, благодаря поэтической форме оказывается соединен с удивительным оптимизмом, лиризмом, комизмом. Странствия двух девочек-маугли («Яблоко»), бродячие учителя, бредущие по горным тропкам с досками за спиной («Школьные доски»), мечта Нухры стать президентом Афганистана становятся неисчерпаемым источником комизма. Даже участвуя в проекте в память жертвам 11 сентября, она ставит невероятно смешную новеллу, совершенно пренебрегая правилам составления некрологов и поведения в течение минуты молчания. Эта двойственность позволяет ей быть глубоко ангажированной в жизнь и столь же глубоко аполитичной в качестве поэта. Она резко отрицательно относится к парандже (хотя всегда носит платок и длинное платье, как правило, черные, превратив предписания шариата в свой личный стиль), однако не может не восхищаться красотой движения больших групп женщин в паранджах. Американская оккупация Афганистана совсем ее не радует, но восхищает то, что всего лишь через год после падения Талибана женщины в Кабуле ходят с открытыми лицами, учатся и работают. Те, кого мы называем «политиками» – будь-то талибы, взрывающие статуи Будды в Бамиане и башни в Нью-Йорке и считающие, что вся женщина аурат и когда она выходит из дома, шайтан радуется, или американцы, захватившие Кабул и установившие там «несокрушимую свободу» и «правительство Карзая», не замечая, что остальной Афганистан превратился в огромное маковое поле, ведут сражение в «черном небе над Кабулом» между Добром и Злом. Самира Махмальбаф пытается рассмотреть ту землю внизу, которую они не замечают.