Драйлебен. Одна минута темноты

 

Кристоф Хоххойслер один из немногих, кто не только не отрицает свою связь с новейшим немецким кино, но еще и рефлексирует по ее поводу. Во всем чувствуется, что Хоххойслеру важен интеллектуальный фон его произведений: художественная мода, особенности сезона. Любовь к контексту заметна и в характере его фильмов, которые выглядят не столько законченными блюдами, сколько ингредиентами, подброшенными нам на кухню. Лучшее, что у него выходит – владение жанровыми переменными и константами, что позволяет ему строить фильмы скорее как шахматную партию, чем как рассказ. Он говорит «Мотор!», но его фильм рождается не на площадке, а конструируется потом в наших головах.

 

Арестованного за убийство человека по имени Молеш везут в больницу проститься с его умершей матерью. Молеша оставляют в палате наедине с телом матери, его рыдание сопровождается внутренним диалогом с умершей. Молеш говорит: «Ты же обещала». В палате открывается тайная дверь, в ней стоит молодой медбрат, обстоятельства приглашают Молеша этой дверью воспользоваться. Молеш совершает побег от своих стражей, и скрывается в соседнем лесу.

Завязка крепкого триллера, однако есть ряд совершенно нетипичных мест в архитектонике фильма, которые удивляют и переводят его в разряд «странного» кино. Подобно прошлым картинам Хоххойслера, – «Молочный лес» и «Ложный свидетель», –фильм «Одна минута темноты» движется несколькими параллельными коридорами. Реальности героев у Хоххойслера традиционно размыты. Их судьбы не обрамляются продолжительностью фильма.

Например, дело Молеша расследует детектив, который, словно триллер, просматривает хроники камер наблюдения, зафиксировавших его преступление. Само убийство не показано – одна из видеокамер как раз вышла из строя. Виноват ли Молеш, детектив, как и мы, может только предполагать.

Кроме того, Молеша преследуют два конвоира, тех самых, что потеряли его в больнице. Они появляются лишь в паре сцен, но как-то умудряются неуклюже и без последствий, как в фильмах позднего Копполы, убить случайного лесного бегуна, который слушал в наушниках Вагнера, наверняка «Тангейзера».

Во время побега Молеш очень впечатлен природой вокруг, он как будто сливается с ней в одну массу, в одной из сцен он даже торжественно вступает босыми ногами в муравейник. В своей связи с природой Молеш напоминает героев Бруно Дюмона.

В лесу Молеш встречает бродягу-девочку, похожею на эльфа, и неприятное существо, похожее на Фантомаса. Полицейские сидят у него на хвосте, каждое утро он просыпается от лая собак, однако каждый раз ему удается уйти, словно его преследователи – лишь монтажная иллюзия. Создается впечатление, что Молеш блуждает не лесом, а тропинками собственной паранойи, – и это лишь одна из возможных реакций объяснения.

Связь Молеша с матерью, кажется, также должна нам что-то прояснить, однако к ее завещанию, спрятанному в коробку из под обуви, он добирается уже тогда, когда мы не знаем, действует ли еще сам Молеш или всего лишь его психика.

Интересно у Хоххойслера уже то, что героем фильма становится сексуальный маньяк. Маньяком его делает возможность преступления не в прошлом, а в будущем; зверем он выглядит не до, а после полицейской облавы. Полиция же в лице детектива выглядит как будто нуждающейся в нем как в преступнике.

Однако материалом фильма становится не история побега Молеша и его изобретательные способы скрываться, а сочувствие, предубеждения, игра аналогий – реакции зрителя, вместо акций фильма. Очень важно, и это признак увлечения режиссера теорией, что Хоххойслер работает в первую очередь с восприятием зрителя. Контекст привычек опытного кинозрителя к тем или иным клише оказывается более важным, чем любой другой контекст картины. Хоххойслер – открытый режиссер, его кино не аутично, оно не только зрительское, оно не может без зрителя, без того, что сам режиссер называет «взглядом».

Как говорил Хоххойслер в одном интервью, – есть два компонента взрывчатки, история заведомо должна быть и внутри зрителя иначе не будет взрыва.

Пока другие лидеры немецкого кино создают стильные постмодернистские опусы, переживая влечение, кто к Хичкоку (Петцольд), кто к Мельвилю (Арслан), Кристоф Хоххойслер, прибегая к сказкам, грубым фокусам и имитации упорядоченного хаоса, все же ищет способы двигать развитие киноязыка самостоятельно.

 

Реж. Кристоф Хоххойслер

Германия, 90 мин., 2011 год