Неудобность поэзии

 

Еще до того, как назвать себя режиссером, Пьер Паоло Пазолини уже был человеком, создавшим яркую публичную репутацию из деталей своего характерного эпатажа и нормативной неудобности. Пазолини всегда имел моду занимать нестерильную политическую позицию по отношению к любым аспектам общественного, иногда парадоксальную, всегда провокационную. Наряду со сдержанными левыми уколами институту церкви, которую он невинно корил в стихах, и итальянской буржуазии, которую он перманентно называл наименее образованной в Европе, Пазолини мог выступать с перпендикулярными мнениями, занимая оппозицию к революции 68-го года или употреблению студентами наркотиков, которые он считал реакцией молодежи на пустоту, элитарным фальсификатом ценностей.

До того, как начать переписывать свою биографию в пользу кино, Пазолини уже создал коллекцию эпифеноменальных ярлыков своему имени. Любое его представление могло начинаться с перечислений его социальных ролей: скандалиста-писателя, поэта-коммуниста, лингвиста без образования, историка искусства с образованием, журналиста журнала о культуре, редактора журнала о поэзии, известного гражданского деятеля сначала Болоньи, а потом и всей Италии, автора двух романов и порядка десяти сборников стихотворений.

Из всех перечисленных регалий первой и главной для Пазолини была поэзия. Он начал писать очень рано, писал немного, сложно и всегда с политическим задором. Писал практически всю свою жизнь, пока в последние годы своей жизни не решил, что «потерял адресата […] и что с друзьями нет нужды изъясняться стихами: с ними изъясняешься тем, что существуешь». Свой первый сборник стихов опубликовал в 20 лет на якобы свои собственные деньги. Важно, что поэзию Пазолини писал на редком фриульском языке, которым общаются в основном крестьяне, это была не только любовь к простым людям, но и черта его политической радикальности, хотя некоторые мнения и гомосексуализм Пазолини кооптируют в его политическую ориентацию на всякие меньшинства. Его лирика, одновременно нарциссическая и гражданская, всегда хорошо принималась интеллектуалами. Ален Бадью называл Пазолини «величайшим поэтом своего поколения». А именитый товарищ и наставник Пазолини Альберто Моравия, с которым Пазолини успел разделить убеждения, поездку в Африку, постройку дома и нереализованный сценарий «Ореста», лестно называл Пьера Паоло не только главным итальянским поэтом второй половины двадцатого века, но даже – за идеологическую активность – последователем Руссо.

Историю культуры Пазолини изучал в родной Болоньи под началом одного из главных исследователей культуры в Италии своего времени Роберто Лонги, который и привил Пазолини любовь к художникам эпохи Раннего Возрождения, у которых режиссер Пазолини позже начнет черпать визуальный стиль своих картин, в особенности среднего и позднего периода. Как и его мать Сузанна (помним, что именно она сыграет роль Девы Марии в «Евангелие от Матвея» (Il vangelo secondo Matteo, 1964)), Пазолини поработал учителем. С известной формулировкой он был отстранен от преподавательства, а потом по инициативе пуритан по той же статье исключен из престижной в кругу интеллигенции коммунистической партии Италии. Его романы в духе пригородных веризмов были написаны уже после переезда в Рим. Они сразу же были переведены на английский и сразу же запрещены премьер-министром Антонио Сени, привычной для Пазолини судебной тяжбой и протекционными спазмами со стороны интеллигенции.

Можно считать, что в кино Пазолини пришел именно из литературы. Вероятно, в один момент ему стало тесно в словах, не зря он увлекался Витгенштейном, и он обратился к другому языку. Его приход в кино был мягким: почти шесть лет разновидностью его литературных проб были заказные сценарии к кинофильмам Мауро Болонини, Эрмано Ольми и Федерико Феллини. Для «добряка и безумца» Феллини Пазолини был сценарным соучастником «Ночей Кабирии» (Le notti di Cabiria, 1957) и «Дольче Виты» (La dolce vita, 1960), роль Пазолини в первой сводилась к написанию диалогов, а во второй – к написанию лишь нескольких сцен, которые, более того, потом были переписаны, а имя Пазолини – снято с титров. При всей надуманности, теперь понятно, что без Пазолини «Ночь Кабирии» могла бы быть менее грустной. Феллини, между прочим, собирался продюсировать дебют Пазолини, однако в результате торгов компания Феллини вышла из дела в пользу Альфредо Биньи. Зато после этого случился редкий случай участия Феллини в публичных выступлениях во время дискуссий против цензурного запрета «Аккаттоне» (Accattone, 1961).

На Пазолини проецировали влияние Маркса, Грамши, Фрейда и Христа, а сам он своим единственным героем и богом называл реальность, выражением которой и занимался через поэзию в текстах, а позже и в образах своих кинолент.