Ливан (Lebanon)


Реж. Самуэль Маоз

Израиль, 93 мин., 2009 год

 

Если фильмы о войне допустимо дифференцировать на демонстрирующие войну и ее осмысляющие, то фильм «Ливан» будет среди числа вторых. Осмысление в «Ливане» внутреннее, причем, сама «внутренность» возведена в концепт: все действие фильма помещено внутрь танка под названием «Носорог», экипаж и гости танка – это герои фильма. При этом события картины условно разделены на те, которые происходят за пределами танка и наблюдаются исключительно через глаз его прицела, и те, которые вытеснены эффектными экспрессионистскими красками войны внутрь мрачной машины боевой. Война показана честно: страшным и красивым триумфом абсурда над милосердием порядка, главной привилегией по отношению к которому остается лишь право оценки. Художественно щедрая иллюстрация войны как зрелища, а не как скучной бойни или стратегических гаданий, как и принято после «Апокалипсиса сегодня» (Apocalypse Now, 1979), выполняет ту же роль абсурдной исторической трезвости, что и конвенция о запрете фосфорных бомб – конвенция запрещает бомбы, а не войну, тем самым создавая инструкцию «Как правильно воевать», легитимизируя войну, признавая ее даже не нормой политических отношений, а явлением природы. В фильме человека, лично воевавшего в 82-м в Ливане и прямо говорящего «я там был и убивал людей», по-другому быть и не должно. Похоже, в задачи сценариста и режиссера Самуэля Маоза входила не только визуализация личного опыта, но и осмысление войны как явления абсурдного, как комплекса парадоксов – например, военная кампания идет в Ливане, а воевать приходится с сирийцами, которые не пойми откуда взялись, новость о здоровье сына-танкиста к его матери доходит уже после его смерти, и даже танк называется «Носорог», подобно пьесе Ионеско, хотя это уже, наверное, совпадение.

Взгляд на эту войну через грязный оптический прицел танка, с которым идентифицируется камера, – это знак тождества между пассивностью кинозрителя и солдата-танкиста, преданно и порочно нажимающего на курок своей пушки. Фарук Харуни когда-то говорил в своем фильме «Как видите» (Wie Man Sieht, 1986): «танки внесли в войну динамику, развитие которой приостановили пулеметы». Маоз же делает сечение в динамике, пытаясь схватить статическое состояние наблюдателя внутри динамического течения войны. Апелляция к наблюдателю, конечно же, наивна, как и попытки ввести моральные оппозиции в чреве танка. Танк как full metal монофункция априорно нивелирует всякие проявления личного, депесонифицирует все, что находится за его пределами, а проявления характеров участников своего экипажа превращает в холостую акцию – консенсус между живым и машинным здесь возможен только на условиях второго. Поэтому когда во второй половине фильма команда танка, забыв девиз, написанный на борту их металлического чудовища «человек сделан из стали», все больше начинает проявлять человеческие рефлексии, их бунт выглядит запоздалым и бессмысленным. Фильм же при этом теряет выгодную дистанцию по отношению к теме войны и скромно акцентируется на простом пересказе приключения квартета танкистов в клаустрофобическом пространстве.

И все же нужно обратить внимание на самодостаточность финального образа картины, визия с ним также помещена на афишу фильма. Итог отличной и тихой концовки – этот черный танк, как чужеродная опухоль, на желтом поле подсолнухов. Здесь, в соединении внутреннего и внешнего взгляда на танк рушится концепция «внутренности» картины, но только на условии обезображивания плакатной красоты летнего пейзажа, на условии снятия масок.