Ален Бергала. Как вы стали критиком?
Жан-Люк Годар. Я был знаком с Валькрозом, сыном подруги моей матери, и сначала попробовал предложить свои опусы журналу “Ревю дю синема”, где сотрудничали Жак Дониоль-Валькроз, Ло Дюка и Андре Базен. Но мне отказали. Затем я обратился в “Обжектиф-49? и в листок под названием “Киноклуб Латинского квартала”, но им хватало Риветта. Кажется, свою первую статью я напечатал в “Газетт дю синема” под названием “В защиту политического кино” (примеч. — Годар ошибается. Первая его статья в “Газетт” была о фильме Джозефа Манкевича “Дом для посторонних”). Oна была о советском кино. Я показал ее болевшему тогда Базену. Начал публиковаться в “Ар” и “Кайе”. Первую статью в “Кайе” я написал о картине Рудольфа Мате “Затухающее пламя” с Маргарет Салливен в главной роли.
Ален Бергала. Почему вы сначала печатались под псевдонимом Ганс Люка?
Жан-Люк Годар. Не знаю. Вероятно, чтобы не подписываться Жан-Люк. По-немецки Ганс Люка будет Жан-Люк. Видимо, осторожничал, причем из чисто литературных соображений: мне тогда очень хотелось напечатать роман в издательстве “Галлимар”. И я взял псевдоним по примеру Астрюка.
Ален Бергала. А как вы попали в “Кайе”?
Жан-Люк Годар. С подачи Трюффо и “Киноклуба Латинского квартала”, где царила “банда Шерера” (прим. — так называли группу молодых критиков — будущих именитых режиссеров Новой волны, — писавших в “Газетт дю синема” и “Кайе дю синема”. Ее лидером считался Эрик Ромер, настоящее имя которого — Жан-Мари Морис Шерер). Я не был знаком тогда с Ромером, но именно он опубликовал в “Ревю дю синема” основополагающую для нас статью о Мурнау, в которой оценивал современное кино. Она называлась “Кино как пространственное искусство”. В то время Ромер исповедовал скорее правые взгляды, которые немного раздражали Базена с его ультралевыми убеждениями. Риветт олицетворял своего рода кинематографический экстремизм. Я же всегда писал вслед за другими. И снимать кино я начал после Ромера и Риветта. Ромер в содружестве с Жегофом (прим. — Поль Жегоф, 1922 — 1983, — сценарист, диалогист, режиссер) снял много узкопленочных фильмов. Вспоминается “Крейцерова соната”, немая картина, ибо тогда нельзя было писать звук на узкой пленке. Ромер и Риветт были авторитетами для меня. Риветт был силен в теории, а Ромер в анализе фильмов.
Ален Бергала. В ваших статьях чувствуется некоторая партизанщина по отношению к базеновской ортодоксальности. Вы нисколько не разделяли его культ “план-эпизода”, вы восхищались монтажом.
Жан-Люк Годар. Во мне всегда сидел дух противоречия. Базен проповедовал эпизод, а я спрашивал себя: чем хуже классическая раскадровка? Мы показывали друг другу статьи. Мнение других имело большое значение. Одобрение было равнозначно резолюции “в набор”. Как у отцов церкви, которые показывают друг другу свои тексты. Помнится, я написал статью о втором варианте фильма Хичкока “Человек, который слишком много знал”. Шерер пришел в ярость. По его мнению, фильм не удался, был сделан левой ногой… И статью он зарубил. Базен был режиссером, который не снимал фильмов. Он занимался кинематографом, рассказывая о нем, как коммиявояжер о своем товаре. Если мне нравился какой-то фильм, а Риветт считал его дерьмом, я утверждал то же самое. В наших отношениях было что-то от сталинщины. Риветт присвоил себе право декларировать истину в последней инстанции, и я некоторое время поддерживал его. По отношению к другим я вел себя более независимо. Как и Трюффо, я имел пристрастие к средним французским фильмам.
Ален Бергала. В своих статьях вы часто пишете о сюжете. Скажем, в таком-то фильме он современный и хороший, а в таком-то нет. Любопытно, что после съемок “На последнем дыхании” вы говорили, что в картине нет сюжета. А что вы сегодня думаете?
Жан-Люк Годар. Я действительно считаю, что в моих первых фильмах нет сюжета. Если сравнивать с другими видами искусства, то в кино меня всегда удивлял тот факт, что можно начать работу на пустом месте. Не понимаю, зачем люди пишут сценарии, хотя их никто не читает, за исключением актеров, которые делают это, чтобы подсчитать, сколько фраз надо произнести, и знать, что делать в кадре. В кино можно начать снимать картину буквально с нуля.
Ален Бергала. В ваших рецензиях в “Кайе” чувствуется свой почерк. С одной стороны, вы отдаете дань свойственной журналу риторике, с другой — пишете “голую” критику.
Жан-Люк Годар. В то время в “Кайе” весьма ценили “красивый слог”, восходящий к XVIII веку. Я же начал с чтения современной литературы, с Селина, а уж потом обратился к классикам. Я воспринимал сотрудничество с “Кайе” как литературную деятельность.
Ален Бергала. Легко или трудно вам писалось?
Жан-Люк Годар. Всегда трудно. И в последний момент. Но в этот последний момент я испытывал оргазмическое наслаждение.
Ален Бергала. Снимая кино, вы испытываете то же самое?
Жан-Люк Годар. Я не изменился. По-прежнему тяну до последней минуты. Даже когда пытаюсь писать обрывки фраз для сценариев. В этом таится радость, которую испытывают в творчестве и, наверное, при родах. Сначала чувствуешь боль, за которой следует удовольствие, присущее всякому акту созидания, когда из ничего рождается нечто.
Ален Бергала. Может быть, вы приступаете к написанию сценария в последнюю минуту, чтобы не оставалось времени на переписку и поправки?
Жан-Люк Годар. Совершенно верно. К тому же я убежден, что при наличии достаточного материала монтаж все исправит.
Ален Бергала. И как вы тогда поступаете?
Жан-Люк Годар. Безжалостно режу, рискуя лишить фильм убедительности. Но если имеется крепкий сюжет, убедительность не проблема.
Ален Бергала. Почему вы в бытность критиком уделяли такое внимание Николасу Рэю?
Жан-Люк Годар. Я любил многих режиссеров, слыша, что о них говорили другие в “Кайе”. Но не слишком в это вникал. Истинное понимание пришло позже. Мне, скажем, понадобилось много времени, чтобы понять и оценить Хичкока. Мне помог в этом один из его самых некоммерческих фильмов “Я исповедуюсь”. И мне казалось, что такое сочетание квазидокументальности и религиозной наполненности доступно, кроме Хичкока, только Николасу Рею.
Ален Бергала. Что же вам мешало сразу оценить Хичкока?
Жан-Люк Годар. То, что о нем говорили другие и в первую очередь Шаброль и Ромер, которые опирались больше всего на литературную сторону. Даже Трюффо в беседе с ним больше говорит о тематике и сценариях. Сам я довольно поздно обнаружил, что он был творцом формы, художником-живописцем, что о нем надлежало говорить, как о Тинторетто, не ограничиваясь рамками сценария, саспенсом или религиозностью. Я это понял после того, как один за другим посмотрел семь-восемь лучших его фильмов.
Ален Бергала. Базен тогда особенно восставал против Хичкока, ибо считал, что в его картинах нет сюжета.
Жан-Люк Годар. Мы вслед за Риветтом писали о роли режиссуры, хотя это выражение пришло из театра. Базен имел в виду классическое представление о сюжете, и у нас с ним не было оснований для споров.
Ален Бергала. Быть может, сюжеты фильмов Николаса Рэя были вам ближе, чем хичкоковские… Вы часто бывали в редакции “Кайе”?
Жан-Люк Годар. Это был наш дом, я бывал там чаще других. Мы собирались в “Кайе” после двух часов, затем шли в кино и возвращались туда вечером. Долгое время я занимался рассылкой журнала подписчикам. Этим охотно занимались Лиди Майе и Валькроз. Иногда нам помогал и Ромер. Я этим занимался ежемесячно.
Ален Бергала. В некоторых статьях вы предпочитаете Бергмана Висконти.
Жан-Люк Годар. У меня сохранилось это предпочтение. Хотя сегодня я лучше понимаю Висконти — особенно его последние фильмы, — в отличие от Бергмана, кстати сказать. Однако мне больше по душе то ощущение кино, которое свойственно Бергману, чем Висконти.
Ален Бергала. В то время вы среди лучших фильмов неизменно выделяли работы Джона Форда. Что привлекало вас в Форде?
Жан-Люк Годар. Форд исповедовал мысль, что кино — это только кино, что в нем все должно быть просто. Этот человек неизменно обращался к одним и тем же сюжетам. Это обычно свойственно писателям, особенно европейским. И еще меня привлекал документализм его фильмов -лошадь, поющий человек, девушка, пейзаж и… все. Так он поступал всю жизнь. Его можно назвать абсолютным режиссером.
Ален Бергала. После фильма “На последнем дыхании” вы продолжали бывать в “Кайе”?
Жан-Люк Годар. Да, долгое время. Это был мой настоящий дом. Анна (прим. — имеется в виду Анна Карина, в то время жена Годара и актриса в его фильмах) была недовольна тем, что я ходил в “Кайе”, как другие ходят в кафе или в бильярдную. Но я не уступал ей, я хотел быть, если можно так выразиться, “на гребне событий”.
Ален Бергала. А другие поступали так же?
Жан-Люк Годар. Кажется, так продолжалось до 1968 года.
Перевод с французского и примечания А.Брагинского
Опубликовано в журнале “Искусство кино”, 1998, № 1
Жан-Люк Годар.strongp style=p style=