Реж. Лю Цзяинь
Китай, 132 мин., 2009 год
Все началось с фильма Oxhide в 2005-м. 24-х летняя Лю Цзяинь сняла своих мать и отца, в своей квартире, сняла критично, не отстраненно и просто. На статичную камеру, длинными планами. Картина не была лишена искусственности, многие сцены не избегали выхлопов драматичности, но не лишена и смелости эксбициониста. Тонкостями, которые позволяли видеть в этом видео талант, были сенсационная свежесть мизансцен в которых не вмещались люди и уникальное чувство размера времени. Классический пример этого свойства у Цзяинь вторая сцена Oxhide. Мрачная, неясно что показывающая, диагональная, на второй минуте наблюдения догадываешься, что показывают стол, еще спустя минуты распознаешь, пенал с ручками, в итоге на восьмой минуте из неопознанного объекта справа неожиданно выдвигается красный лист бумаги, объект оказывается принтером.
Oxhide означает «Воловья шкура» – здесь все просто, семья Цзяинь занимается бизнесом: изготовлением и продажей дамских сумочек из шкуры. Этому бизнесу посвящена значительная часть приглушенных диалогов картины, особенно при участии отца, который эмоционально активно переживает этот фронт своего существования и в самой острой сцене, сидя в темной спальне, дает себе пощечины через неудачи в торговле. В менее острых сценах семья Цзяинь относительно долго и с внутренней драматургией может мыть кожу или готовить пасту.
В Oxhide II показана вторая грань жизни семьи Цзяинь – кухонные упражнения с приготовления пельменей, превращенные своим темпом и тематическим монизмом в настоящий кулинарный балет. В самой первой сцене картины, снятой на статику, длящуюся 21-у минуту, есть символический внутренний коридор между первой и второй частями. Отец заканчивает с шитьем шкуры, переставляет стол и готовится к приготовлению пищи. Средняя длина плана в Oxhide II 14 минут 42 секунды, самый короткий план длится 6 минут. При том монтажные склейки выглядят элегантным перелистыванием страницы.
Да, весь фильм Oxhide II семья Цзяинь лепит 73 пельмени. Но Лю Цзяинь интересна не только тем «что снимает», но и тем «как снимает». Интересна в первую очередь легендой съемок, структурой производства. Во-первых, ее рафинированный подход – принципиальная оппозиция методистам путешественникам Херцогу или Алонсо, свои фильмы она целиком снимает дома, не выходя из квартиры. В этом смысле подозрительным событием становится намерение выйти в магазин, которым заканчивается Oxhide II.
Во-вторых, она снимает на широкоформатный объектив, но снова таки делая это в квартире, как результат – изобретение «тесной мизансцены». Суверенная безразличная замороженная камера, как будто не грамотно выставленная, смотрит не на головы, а на руки и предметы их труда. В кадр попадают лишь фрагменты людей: плече, живот, челка. Люди важны не более чем события. Как и рамка кадра не захватывает всю ситуацию сцены, так весь фильм Цзяинь нисколько полностью не описывает ситуацию ее семьи. Если в первом Oxhide еще встречалась привычная для кино политика оправдания неподвижного ракурса, то во втором лишенная оператора камера Цзяинь сама за себя. А ожидание камерой действия у Цзяинь есть фактически переосмысливанием крупного плана, который возможен только по воле человека перед, а не за, камерой.
В-третьих, картины Цзяинь – абсолютно авторское кино, она совмещает в себе все этапы создания картины, кроме себя самой, используя лишь своих родителей и своего кота, как актеров. К слову в Пекинской киноакадеми Цзяинь учится на сценариста.
В-четвертых, в простой и необычной концепции Oxhide II камера снимает единственную сцену картины с восьми разных точек. В монтажном стыке смещаясь ровно 45? в горизонтальной плоскости, в итоге описывая круг и возвращаясь в исходную точку. Круг описывается по часовой стрелке и как раз движение этой стрелки вполне может символизировать. Как может и иронично означать свободные и тесные отношения Цзяинь со временем. Обозреватель канадского Offscreen Питер Рист в интервью в котором молодая Цзяинь меньше говорит, чем слушает, заметив эту особенность ее картины сравнивает ее идею с подходом Ясудзиро Одзу, который снимал свои сцены в развороте 360? в отличие от золотого стандарта Голливуда 180 ?. И это сравнение катастрофически уместно. Как и Одзу, Цзяинь предельно педантично и рациональна при выборе места камеры. Как и Одзу, практически не снимает на улице (вообще не снимает, порция экстерьера есть лишь в единственной сцене в Oxhide, и то за окном). Как и Одзу, одарена гуманистическим интересом к междустрочному пространству человеческих расписаний. Как и Одзу, подчеркнуто выражает фильмами свою ментальность.
Вся идея, что в способе садистской неспешности и пристальности к не самым увлекательным процессам в мире Лю Цзяинь создает достоинство реальности, провозглашает демократию событий, приглашает к осознанности.
Поэтому процесс замеса теста может превращаться в сакральный алхимический ритуал. А папа, который в первом фильме всего лишь однажды показывал ребяческий фокус по одновременному кручению руками за и против часовой стрелки, а во втором – всего лишь однажды приложил лепешки к бровям, выглядит полнейшим комиком.
Здесь двойная игра со смыслами. Нивелировка смысла фильма к смыслу приготовления пельменей или возношение смысла приготовления пельменей к высокому смыслу кинофиксации. Суть картин Лю Цзяинь в созерцании и приятии ритма, а не в осмыслении, поэтому в последнюю очередь грехом здесь будет рассказать о ней лишнее. Важен только процесс.