В то время как тайское и филиппинское независимое кино набирают обороты, Камбоджа тоскливо остается в стороне. Качество современного кинопроизводства здесь настолько низкое, что независимое кино вот-вот опередит своим появлением качественное коммерческое. ОЛЬГА КОВАЛЕНКО специально отправилась в Камбоджу, чтобы на месте оценить ситуацию с национальным кинематографом.
Камбодже повезло меньше, чем финансово-продвинутому Вьетнаму и больше, чем Лаосу, где население живет либо выращиванием риса, либо туризмом. В Камбодже все же производят какие-никакие фильмы, публика ходит в кино. Геноцид Красных Кхмеров и Американская война оставили после себя намного больше, чем можно было бы предположить. Камбоджа это не только рис и каучуковые плантации. Французские колонизаторы, нужно отдать им должное, не только вывозили ресурсы, но и приоткрыли свои двери для местной элиты и возникающей интеллигенции. К середине двадцатого века среди представителей среднего и высшего классов было нормой получать образование во Франции. Оттуда же пришла в Камбоджу мода на кофе, багеты, революцию, кино.
Первым к видеокамере пристрастился король Сиханук. В девятнадцать лет (на дворе был 1941-й) он приобрел 16мм камеру и принялся снимать документальные этюды – такие как, например, «Тарзан среди народа Куой (этническое меньшинство на северо-востоке Камбоджи)». В это время его мало заботила политика, и интересы запечатлелись в темах отснятых лент – дансинги, любовные истории, театр. Важной особенностью фильмов Сиханука было то, что он концентрировался он на жизни элиты и ее интриг. К 2010-му, когда он официально завершил свою кино-карьеру, его фильмография насчитывала порядка пятидесяти художественных и документальных фильмов (в том числе казнь политических преступников в 1963-м, которую показывали во всех провинциальных кинозалах).
«Да, 1960-1970-тые были Золотым Веком кхмерского кинематографа, не то, что теперь…», — вздыхают поседевшие любители кино. Тогда фильмы снимали с богатыми костюмами, в них пели песни и танцевали – популярные актеры пропевали в течение своей карьеры около сотни или даже больше песен. И не страшно, что хорошие персонажи были до приторности хорошими, а злые — злодейски злыми. «А что теперь? Одни только треш-хорроры про оборотней и привидений», — качают головами киноманы. Да уж, чего стоят хотя бы одни названия: «Преследуемые призраком моей мамы», «Крокодил». Последний — явный продолжатель линии хорроров Золотого Века, наподобие «Девушки-змеи», «Жены короля змей», «Человека-крокодила», чьи корни уходят в сказки и легенды, — извечные кошмары представителей аграрного общества.
Кадр из фильма «12 сестер»
Однако, не смотря на все очарование и простодушие раннего кинематографа Камбоджи, все эти «золотые» фильмы грешно назвать искусством. Примитивная бутафория, грубые спецэффекты, наигрыш, чрезмерная полярность персонажей, неумелый грим и отсутствие операторской работы – если эти кадры и дарят ощущение «загадочного сюрреализма», то ненадолго. Не помогало даже французское образование, за которым Сиханук посылал своих кинематографистов в 1940-х. В фильмах самого короля, то ли благодаря близости к государственной казне, то ли благодаря врожденной утонченности характера, все же можно отыскать по-настоящему талантливые сцены. К примеру, танцоры в масках, которые появляются, как призраки среди руин Ангкора в фильме «Сумерки» (1968). Сцена является фоном для любовной истории между двумя представителями знати 60-х, которые рефлексируют над происхождением кхмерской культуры.
И не смотря на то, что франкофилия здесь явно на виду, а национализм зашкаливает, результат поражает своей эстетической гармонией. Редко, когда у камбоджийских режиссеров получался кадр, идеально сочетающий изображение, звук, пластику и смысл. Однако печальное в этой и прочих сценах то, что появление их — откровенная случайность, — как вспышка из проводов в руках у самоучки. Самоучками, впрочем, являлись и являются почти все режиссеры и актеры национального кинематографа. Почти все они учились, работая с тем или иным режиссером – местным, более опытным, или французским (Марсель Камю, например, который снимал в Камбодже «Райскую птицу» (1961) работал исключительно с камбоджийской командой, которую он по ходу и тренировал). Аматорство совершенно не смущало публику. Фильмы (Камбоджа выпускала до 300 фильмов в год) пользовались большим успехом, чем индийские, американские, французские и советские, которые можно было посмотреть в Пном Пене. Насчет литературной составляющей — не знаю, кто на самом деле писал заявленные Сихануком сценарии, но из этих историй и вправду могли бы выйти неплохие в своем роде фильмы, — если бы оператор обладал хотя бы минимальным чувством композиции, и если бы король отказался от своего страстного желания актерствовать – вместе с королевой.
В период «Красного Затмения» (1975-1978), последовавшего за Золотым Веком, вся киноаппаратура была повреждена или уничтожена Кхмер Руж, а преданные зрители вместе с актерами и режиссерами были перебиты или спасались в эмиграции. Со временем Пол Пот (Брат номер Один), лидер красной Партии, сделал переоценку значения кинопродукции, и в Камбодже начали снимать пропаганду – счастливых крестьян, детей Партии, бравых солдат. На этот раз обучали новых режиссеров китайцы. Парадоксально, но через год после официального появления Первого Брата на кинопленке режиму пришлось спасаться от армии сопротивления, идущей из Вьетнама. Режим пал, наступала эра реконструкции. Кинопроизводство начало приходить в себя только к середине 80-х, но угнаться за качеством иностранных фильмов уже не могло.
Пол Пот и его окружение
Несмотря на то, что зрители еще боялись террористических бомб от Красных Кхмеров, кинотеатры запустили свои проекторы. После девяностых производство фильмов резко начало снижаться, кинотеатры превращались в гостиницы, офисы и магазины. Некоторые из них все еще работают, но из зарубежных картин на экран попадают разве что самые нашумевшие блокбастеры. Небольшим успокоением являются сотни пиратских ДВД за доллар-полтора. Усилиями местных и иностранных преподавателей кино Камбоджи постепенно возрождается. В Королевском Университете Пном Пеня открыт факультет Медиа и Коммуникаций, в городе есть приличный видео-архив с документальными и художественными лентами (правда, только камбоджийскими), в стране ежегодно проходят целых три кино-фестиваля: фестиваль короткого метра Чактомук, Камбофест и Международный Кинофестиваль (при поддержке Institut Fran?ais), хотя и там ассортимент довольно скудный. В марте этого года в Пном Пене прошел первый «кино-лагерь» с семинарами и творческими заданиями по актерскому мастерству, фотографии, анимации, работе со светом и монтажу. Цель – научить камбоджийцев снимать бюджетное кино – единственный выход для упадочной киноиндустрии при отсутствии каких бы то ни было субсидий. Так что вполне вероятно, что очень скоро Камбоджа заявит о себе в среде независимого кино, учитывая то, что сюжетов для работы здесь предостаточно. В одной из табуированных в Азии тем – лгбт, уже появились первые фильмы («Кто я?» (2005) Поан Пхоунг Бофа и «Любовная история из старших классов» (дата выпуска заявлена на 2010 г., но перенесена) Као Сейха), революционные, если не своей стилистикой и мастерством, то смелостью.
Кино «с эстетической претензией», выходящее за пределы телевизионных мелодрам и треша, снимает пока что только камбоджиец в эмиграции – Рити Панх. Как сценарист заявил о себе канадский камбоджиец Пол Том, однако он не является режиссером готовых работ – черно-белой мультипликации и короткометражного видео, снятого на цифру со всеми сопутствующими маньеризмами. Рити Панх заслуживает большего внимания, хотя бы потому, что его художественные ленты с регулярностью показывают в Каннах и других фестивальных локациях. «Люди рисовых полей» (1994), например, участвовали в Каннском конкурсе в том же году, а также были заявлены программе 67-й церемонии Оскара в номинации «Лучший иностранный фильм»; «Однажды вечером, после войны» (1998) был показан в Каннах в программе Особый Взгляд; документальная лента «С-21: Машина убийств Красных Кхмеров» (2003) получила приз Франсуа Шалэ; а доку-драма «Сгоревший театр» участвовала во внеконкурсной программе (опять же в Каннах) в 2005 году.
«Люди рисовых полей», как и две другие художественные ленты Панха – «Однажды вечером» и «Плотина против Тихого океана» (2008), все же уступает его документалистике. И в тех и других заложена большая любовь к своему народу, сострадание, желание рассказать о жизни при режиме и его последствиях (сам Рити потерял в то время свою семью) – все это с большим тактом, не желая причинить зрителям и актерам еще большую боль. Однако актерский наигрыш, совмещение игры и документалистики придают лентам чрезмерный драматизм и наполняют их ненужной патетикой. Документальные ленты выигрывают благодаря большей естественности персонажей, а также благодаря постановочным сценам, которые временами похожи на психологические упражнения и способны по-настоящему раскрыть участвующих персонажей.
Кадр из фильма «С-21: Машина убийств Красных Кхмеров»
Как режиссер, Панх чрезвычайно изобретателен. Ему есть что сказать, он как бы захлебывается от возбуждения и несется к цели, не глядя по сторонам. Ему мешает камера, ему мешают актеры, мешает бутафория и локация, но он способен сделать любую сцену интересной, найти занятие каждому персонажу и заставить зрителя наблюдать за ним, не отрываясь. Человек стоит в центре его вселенной и, подбираясь к нему, он прибегает к стандартным методам — крупный и средний план, что влечет за собой утрату контекста, который играет немаловажную роль в обрисовке характера. Вообще вся монтажная постройка фильма выходит у него натужной, от прописной необходимости, а не от внутреннего драйва. К примеру, локация трущоб это благодатная почва для стилистических экспериментов и обрисовки этого самого контекста, но Панх игнорирует все и всех вокруг, и получившиеся кадры не идут ни в какое сравнение с кадрами того же Брилланте Мендозы.
Подход к человеческому характеру, к импульсам, которые им движут, как к главной теме превратил его документальную ленту «С-21» в одну из интереснейших. Снимая про геноцид, можно много говорить о концентрационных лагерях и тюрьмах, брать интервью, показывать хронику, но привести в бывшие застенки еще живых мучителей и чудом выживших жертв, сделать жертв наблюдателями, а бывших надзирателей ответчиками – этот подход делает из прошлого не историю, а раскрывает настоящее. В фильме не восстанавливаются пытки и мучения, как можно было бы предположить. Вместо этого персонажи проходят рутинами С-21 от заключения до «уничтожения», пытаясь выяснить – почему и как все это случилось, что чувствовали Красные Кхмеры, почему до сих пор их «элементы» работают в государственном аппарате и почему правительство все еще не решается вынести приговор «геноцида» этому событию в истории Камбоджи.
Говоря о перспективах национального кино, бросается в глаза то, что оно столкнулось с дилеммой и Рити Панх явный тому пример. Культурное прошлое страны было физически стерто, традиция была прервана, поэтому все хорошее и качественное, что появляется в камбоджийских фильмах сейчас, как ни крути, заимствовано из Запада, в то время как попытки придать ленте национальный колорит, не впадая в глянец, оборачиваются аматорством. Поэтому сохранить национальные особенности, избавившись от недочетов местной киноиндустрии – вот с чем придется работать этим начинающим «бюджетным» режиссерам в следующие годы.
Читайте также:
— Полумесяц на красном или О чем снимают в Турции