Перед дождем (Before the Rain)

 

Реж. Милчо Манчевски

Македония, Франция, Великобритания, 113 мин., 1994 год

 

В отличие от других стран бывшей Югославии, Македония не часто радует нас фильмами, хотя именно эту страну можно считать родиной балканского кинематографа: в Битоле был снят в 1905 году первый балканский фильм братьями Янаки и Мильтоном Манаки, архив которых сейчас находится в Скопье (про братьев Манаки снял фильм «Взгляд Улисса» Тео Ангелопулос).

«Перед дождем» (1994) до сих пор остается «самым известным македонским фильмом» [1]. Дебютному полнометражному фильму Милчо Манчевски сопутствовал успех (свыше 20 премий на международных фестивалях), которого не имела никакая другая его работа. Манчевски пробовал себя в самых разных жанрах – реклама, музыкальные клипы, сериал («Прослушка», серия «День игры» 2002), вестерн «Прах» (2001), мистический триллер «Тени» (2007), патриотически-туристические клипы «Македония: вечная». Все это крепкие жанровые работы с легким налетом арт-хауза, но не более. Отчасти повышенная внимание к «Перед дождем» объясняется политическим фоном – жестокая гражданская война в Боснии между сербами, исповедующими православие и сербами, принявшими ислам, вызвала сильный резонанс во всем мире, особенно в тех странах, в которых сильны собственные сепаратистские движения. В Македонии, принявшей беженцев-босняков, напряженность между общинами христиан и мусульман также была весьма высока. В первой половине 90-ых, во время создания фильма (сценарий начат в 1991 г.[2]) дело не доходило до блок-постов и хорошо вооруженных бандформирований, изображенных в фильме: Манчевски ставил своей целью не съемки репортажа, а создание художественного образа – огнестрельное оружие выражает внутреннее состояние. Однако в 2001 г. реальность «догнала» фильм и этническое противостояние вылилось в вооруженные столкновения в районе Тетово, к счастью, быстро завершившиеся худым миром, который македонцы предпочли доброй войне. Само название фильма, «Перед дождем», оказалось очень точно передающим атмосферу тревоги и ощущения нарастания немотивированной агрессии.

Однако дело далеко не только в «счастливом» попадании в политический нерв эпохи. В конечном итоге фильм повествует не столько о локальном событии (рассматриваемый в этом качестве, он как раз вызывает многочисленные упреки), сколько о вещах общечеловеческих и делает это при помощи особого типа киноповествования, в котором вполне линейный нарратив оказывается замкнутым в циклическую структуру.  В фильме рассказываются три истории, «Слова», «Снимки» и «Лица», каждая из которых является вполне линейной. Однако в конечном итоге зритель оказывается в конце третьей истории в начале первой, линия замыкается в круг. Прежде всего, Манчевски вводит параллели в последовательность частей. Так слова настоятеля в части первой «Время не умирает; круг не замыкается» во второй повторяются в виде граффити на стене. Черепашки-ниндзя, брошенные в первой части в огненный круг, во второй плавают в ресторанном аквариуме: когда гражданские войны доходят до Лондона, они становятся более цивилизованными (впрочем, все равно эти черепашки в конечном счете окажутся на сковородке). Александр (один из самых известных югославских актеров Раде Себеджия) любит во второй части англичанку Энн (Кэтрин Картлидж, известная больше всего, пожалуй, своей работой с Ларсом фон Триером, «Рассекая волны»; ее памяти посвящен «Догвилль»), в третьей ее почти тезку, албанку Хану. И в первой и в третьей части повествуется об истории любви македонца и албанки, разделенных межконфессиональной враждой: Кирилла (Грегуар Колен, актер из пула Клер Дени) и Замиры (Лабина Митевска) в первой и Александра (дяди Кирилла) и Ханы (матери Замиры) во второй. Замира является ночью  Кириллу дважды в бредовом сне, а затем наяву, так же, как Хана является Александру. И Замиру, и Александра убивают не враги, а родные братья. И, разумеется, во всех трех частях собирается дождь. Таким образом, три хронологически последовательные линии выключаются из временного хода и оказываются расположенными параллельно. Но, более того, последующие части смещаются таким образом, что они предшествуют предшествующим, будущее становится причиной прошлого: в части второй Энн рассматривает фоторепортаж об убийстве Замиры, произошедшем в первой части, но именно в это время Александр улетает в Македонию, чтобы на следующий день (в части третьей) спасти Замиру, а еще через день она опять должна погибнуть. Более того, в первой части Кирилл только собирается позвонить Александру, а во второй кто-то (а кроме Кирилла некому) звонит ему уже неделю.

Вместе с тем в фильме происходит не только противопоставление двух способов временения, цикличного и линейного. Скорее, квази-линейному «европейскому» времени, которое в конечном итоге совпадает с архаическим циклическим, противостоит хронотоп, который можно назвать «линейным вертикальным». Ситуация «перед дождем» – это как раз утрата этого вертикального измерения: тучи прижимают к земле и мух-камикадзе, и людей. Вертикальная линейность фильма дана, прежде всего, в кадрах невероятно возвышенной природы Македонии, как бы говорящей о присутствии Бога: одно из древнейших на планете Орхидское озеро, ущелье Матка, снятое с самолета, приближающегося к Скопье. В единстве с этой природой культура Македонии – церковь Иоанна Богослова в Канео, парящая над озером, Бигорский монастырь, фрески из Лесновского монастыря (пресмыкающиеся и скалы, поющие хвалу Господу (Пс. 148:10)). Монахи, изображенные в фильме, наследники той культуры, которую заложили великие славянские просветители свв. Климент и Наум Охридские, создавшие и возглавлявшие охридскую книжную школу – «первый славянский университет» (в этой школе была разработана кириллица – те самые буквы, которые сейчас перед нами). Именно к ним вызывает в молитве настоятель монастыря в тот момент, когда в храм врывается вооруженная банда, что особо уместно, учитывая, что специализация св. Наума – безумие.

Если учитывать вертикальную линейность фильма, то он приобретает совершенно иной смысл, чем тот, что ему обычно приписывают, интерпретируя, как изображение бессмысленного круговорота насилия, выход из которого, предлагаемый нам квази-линейной «цивилизованность», может быть лишь иллюзорным. В этом вертикальном свете, как во вспышке молнии, значение приобретают мгновения, минуты любви Кирилла и Замиры, минута, когда Энн застывает у открытых дверей храма, из которого доносится детский хор. «Минута, освободившаяся от власти времени, пробуждает в нас человека, освободившегося от власти времени… Нет сомнений, что слово «смерть» не имеет для него никакого смысла.» (Пруст. Обретенное время.) [3]

 

 

1 – См. прекрасно изданную книгу «Дождь», где собраны эссе и материалы о фильме http://www.manchevski.com/docs/rain.pdf

2 – http://www.manchevski.com/docs/beforetherain_screenplay.pdf

3 – Не имея возможности здесь подробно изложить такую концепцию времени, отсылаю к своей работе: Фигура «возвращения» в психологии Фомы Аквинского // «Труды РАШ», вып. 6. 2009. http://kogni.ru/text/vozvr.pdf