Литературоведы любят совершать сенсационные научные открытия, но почему-то объявляют об этом в статьях с удивительно непритязательными, негромкими заголовками вроде «К вопросу о Пушкине» или «Об одном замечании Блока» или, в лучшем случае, «Новое о Гиппиус». Сенсация, даже самая маленькая, заслуживает большего внимания. Дмитрий БУНЫГИН рассказывает о том, как обнаружил во вступлении к советскому сборнику Леонида Добычина упоминание об одном таинственном участнике ОБЭРИУ, судьба которого до сих пор неизвестна, как если бы он был исключён из истории литературы; по сути, от него сохранилось только его имя. Что нам оставалось делать с этим открытием? Назвать статью о нём погромче.
Но если как-нибудь его
Случится встретить вам,
<…>,
Скорей скажите нам.
Д. Хармс, «Из дома вышел человек…»
В 1989 году издательство «Художественная литература» выпускает первое в СССР (но не в мире) полное собрание сочинений Леонида Добычина, ленинградского писателя, чья прижизненная печатная карьера длилась лишь чуть более десяти лет и трагически оборвалась в 36-м. Тираж двухсотстраничного ПСС, изданного в славной серии «Забытая книга», насчитывал 100 000 экземпляров. Подготовил к изданию и составил тексты Добычина литератор Виктор Ерофеев, он же стал автором вступительной статьи «Настоящий писатель». В качестве выпускающих редакторов издания указаны Ю. Розенблюм и О. Ларкина.
Библиографические записи даны Ерофеевым не в сносках, а непосредственно по ходу предисловия, в скобках после процитированных текстов. В ерофеевском вступлении всего одна сноска, которая расположена на 10-й странице: сигнализирующая о ней циферка «1» венчает слово «обэриуты» в предложении «Добычин был решительно вытеснен на окраины “несвоевременной литературы” точно так же, как и обэриуты со своей “подозрительной” заумью».
Приводим текст этой сноски полностью:
ОБЭРИУ – Общество Реального Искусства – литературная группа, существовавшая в Ленинграде в 1927 – нач. 30-х гг., в которую входили К. К. Вагинов, А. И. Введенский, Н. А. Заболоцкий, Д. Жарме и др.
Менее информативную – и более дезинформирующую – сноску представить трудно. Начать с того, что ОБЭРИУ – не «общество», но «объединение», а придумавший само это название Игорь Бахтерев не обозначен входящим в группу и, видимо, решительно вытеснен в глухой угол «др.». Далее, ставить Константина Вагинова первым в список участников ОБЭРИУ – с точки зрения литературоведения, шаг ничем не оправданный. При этом список сформирован не по алфавитному, способному извинить первенство Вагинова, принципу, т. к. участник на букву «З» появляется раньше участника на букву «Ж».
Главный, вопиющий недостаток сноски – это необъяснимое отсутствие Даниила Хармса, верховного обэриута. Легко ли музыкальному журналисту будет подготовить энциклопедическую статью о, допустим, рок-группе Police, совершенно не упомянув в ней Стинга? Невольно задумаешься, а не пытались ли таким перформативным образом автор/ы сноски показать нам, как выглядела бы альтернативная история литературы, в которой архивист обэриутов чинарь Яков Друскин безвозвратно теряет в бытовых круговоротах чемодан со «взрослыми» стихами и прозой Хармса и имя последнего тем самым стирается ластиком небытия? Конечно, может показаться, что Хармс в сноске так или иначе есть – под псевдонимом «Д. Жарме». Действительно, мало ли у Хармса было разных псевдонимов? Был, например, псевдоним «Чармс». Почему не быть псевдониму «Жарме»?
Однако в исследовании Е. Н. Остроуховой и Ф. В. Кувшинова «Псевдонимы Д. И. Хармса» среди перечисленных сорока самоименований Даниила Ивановича Ювачёва никакого «Жарме» нельзя найти и близко: то есть у него почти нет даже таких псевдонимов, в которых вообще была бы буква «ж». Почти – потому что 30 сентября 1938 года Хармс единожды использует пространный псевдоним «Вера, Надежда, Любовь, София», подписывая им сочинение «Бытовая сцена. Водевиль». Из чувства беспомощности заметим, что зато буква «ж» украшает фамилии авторитетных хармсоведов Жана-Филиппа Жаккара и Валерия Сажина.
Уже по тому, как буднично, впроброс, в расчёте на мгновенное понимание отсылки, упоминает Ерофеев об обэриутах, автором невразумительной сноски он не являлся. Но и назначив ответственными за неё редакторов Розенблюма и Ларкину, мы вряд ли можем отвести от себя мысль, что Ерофеев, как составитель добычинского сборника, перед публикацией, да ещё столь важной в контексте возвращения забытых имён на литературную карту, был обязан, так сказать, вычитать гранки, и не по одному разу. Хотя вероятно и то, что дуо редакторов (или кто-то один из них) добавило сноску в последний момент, вовсе не уведомив Ерофеева.
Кто же этот Д. Жарме из сноски во вступлении к однотомнику Леонида Добычина? Ещё один, «дополнительный», участник ОБЭРИУ, который не играл в группе сколько-нибудь значительной роли, числившийся там формально, прибившийся к объединению накануне его распада? Или «Жарме» – всё тот же Хармс, прикрывшийся более чем прозрачной литературной маской?
Адепты простых объяснений наверняка причислят обэриута Жарме к «сыновьям» подпоручика Киже и скажут, что своим существованием Жарме должен быть благодарен опечатке: корректор И. Филатова могла принять «х» за «ж», а «с» за «е» и прочитать «Д. Хармс» как «Д. Жарме». Корректор могла впервые в своей жизни видеть фамилию Хармса и ошибиться в ней (как не заметила она опечатки на 32-й странице этого издания: в третьей строке сверху вместо «подвальные» там написано «повальные»). Можно, в конце концов, считать это явление оптическим обманом, ведь чем иначе оправдать заразную слепоту корректора, двух редакторов и одного Ерофеева?
Мы, в свою очередь, позволим себе не менять избранного мнения и продолжать верить в то, что жил когда-то такой человек – пускай его сочинения до нас не дошли. Не сохранились и обэриутские произведения действительных членов ОБЭРИУ Дойвбера Левина и Юрия Владимирова, но мы же из-за этого не станем утверждать, что обэриутов Левина и Владимирова никогда на свете не было? Живой или мёртвый, бывший или небывший, обэриут Д. Жарме всё равно попал в большую литературу, встав через знак запятой аккурат после Заболоцкого в краткой сноске, рассчитанной на чтение доброй сотней тысяч советских читателей.
В материале использован кадр из фильма Ивана Болотникова «Хармс» (2016).
Дмитрий Буныгин