Если Вальтер Беньямин легитимизировал фрагмент как практику письма, то Ролан Барт окончательно изгнал любые признаки закомплексованности из того автора, кто не может написать цельный текст, пронизанный магистральной идеей. Алексей ТЮТЬКИН, попытавшись изложить свои многочисленные мысли о мерцающем предмете синефилии, не смог изложить их последовательно и системно. Но именно это и позволило ему создать из текста странную структуру – фрагменты, вращающиеся вокруг чего-то важного, но отсылающие не к окончательному смыслу, а к другим фрагментам. Причём читатель волен читать их в любом порядке, выбирая свой маршрут чтения (а их немного, всего чуть более пяти тысяч) – в этом ему помогут гиперссылки, отсылающие к новым фрагментам; так смысл подвешивается, но не связывается.
Фрагменты:
«Кино побуждает к постоянной прожорливости», пишет Ролан Барт в книге «Camera lucida. Комментарий к фотографии». Отнюдь не тонкий намёк на киноманов / синефилов / гиков / мувигоеров – а там и вечные синефильские списки, обязательный просмотр двух-трёх фильмов в день, настойчивый пересмотр одного и того же фильма, синефильские войны, споры о великих авторах.
Жак Риветт выходит из кинотеатра после просмотра ренуаровской «Золотой кареты» и снова идёт к кассе. Франсуа Трюффо наперечёт знает все планы фильмов Хичкока и разрешает удалить себе здоровый зуб, чтобы уйти в увольнение и посмотреть фильм Марка Донского. В фильме «Брижитт и Брижитт» Люка Мулле есть два колоритных персонажа: пацан, чей синефильский список насчитывает триста двадцать режиссёров, и рафинированный меланхолик в очках, который на вопрос «Ваше главное желание как синефила?» отвечает: «Умереть, просматривая фильм». Много позже, в «Осадах «Альказара»» того же Мулле синефил с дурным запахом изо рта (неотъемлемый признак синефила) садится вместе с детьми на первый или второй ряд, чтобы первым увидеть изображение на экране (Барт писал в скобках «Выходя из кинотеатра»: «говорят, что зрители, выбирающие ближайшие к экрану места, либо дети, либо синефилы»); в одном из последних эпизодов фильма Станислава Битюцкого «До свидания, синефилы» в просмотровом зале одинокий синефил садится в кресло второго ряда, а потом к нему подсаживается девушка и они вместе пересаживаются на последний (так синефилию предают во имя любви).
Синефилия как процессия анекдотов – иногда странных, иногда смешных, иногда скверных – и в каждом из них есть щель, и из неё сквозит. К чему эти странные ритуалы? В странных и порой смешных действиях чудится нечто возвышенное, может быть, даже литургическое. К чему эта прожорливость синефила? Сложно представить себе любителя живописи, который мечется по мировым галереям, чтобы составить список просмотренных живописных полотен. А вот возвращаться к одной-единственной – такое существует. Значит, есть в синефильской прожорливости нечто иное, точней всего, лежащее в области поиска. Посмотреть (=перепробовать) всё, чтобы отыскать. Что отыскать? Быть первым, увидеть первым. Что увидеть? Смотреть снова и снова, чтобы удостовериться, что видел. Что?
Перейти к: Б1 (перечитать) Б2 Б3 Б4 Б5 Б6 Б7
Кадр из фильма Люка Мулле «Осады «Альказара»»
Михаил Бенеаминович Ямпольский переводит высказывание Вальтера Беньямина из «Избранного»: «Существует опыт, жаждущий уникального, данного в ощущениях, и опыт, который ищет вечно одного и того же».
Смотреть фильм – это опыт, жаждущий уникального, или опыт, который ищет вечно одного и того же? Однозначный ответ убьёт любой опыт, но всё же хочется определённости, ведь мне больше интересны те, кто жаждет уникального, чем те, кто превращает опыт в практику власти (мериться списками, возводить на пьедестал своего автора, сбрасывая другого, давать оценку фильма с позиции собственной субъективности, словно она есть Объективность – это именно такие практики).
Перейти к: Б1 Б2 (перечитать) Б3 Б4 Б5 Б6 Б7
Кадр из фильма Станислава Битюцкого «До свидания, синефилы»
Ив Бонфуа в эссе «»Нулевая степень письма» и вопрос о поэзии» пытается отыскать «не столько противоположную, сколько чуждую» позицию по отношению к бартовской – крайне рациональной, выверенной, почти однозначной и весьма плодотворной. Ив Бонфуа, который после гибели Ролана Барта пришёл на место профессора в Коллеж де Франс, и который сорок семь лет после публикации «Нулевой степени письма» делает в Чили доклад, спустя десять лет в переработанном виде ставший эссе сборника «Век, когда слово хотели убить». Пятьдесят семь лет возвращения к «Нулевой степени письма» – пятьдесят семь лет заочного спора с Бартом. В поисках «чуждой» позиции.
Пелена языкового застит реальность. Почти в каждом эссе (и во многих стихотворениях) Бонфуа настойчиво (а иногда и навязчиво) разъясняет эту посылку. В эссе о Барте он описывает поразительную картину падения листка с дерева и рождает дихотомию горизонтального и вертикального употребления слов: служащих только сигнификации или пытающихся обозначить предмет безо всяких объяснений. Бонфуа пишет об удивительном, невыразимом чувстве присутствия, которое становится словом: «Факт абсолютно очевидный, наводящий на мысль, что и в употреблении слов вертикальное движение тоже представляет собой лишь мгновение, долю мгновения, озарение, тут же меркнущее, не способное рождать речь, а значит, и какой-либо текст, какую-либо литературу».
Странный какой-то спор. Как будто бы в той же «Нулевой степени письма» не было сказано: «Каждый человек – пленник собственного языка». Как будто бы не было желания в эссеистический дискурс внедрить чувственную вещь («Ролан Барт о Ролане Барте»). Как будто бы не было «Camera lucida» с её пунктумом – мгновенным уколом реальности.
Здесь важнее было бы не отыскать чуждую Барту позицию, а понять, как в условиях дискурса можно совершить побег за его железный занавес, увидеть отблеск неязыковой реальности, почувствовать её присутствие. Да хотя бы фильм посмотреть.
Перейти к: Б1 Б2 Б3 (перечитать) Б4 Б5 Б6 Б7
Кадр из фильма Люка Мулле «Брижитт и Брижитт»
Существование ереси подразумевает наличие Канона. Это общее место. А вот то, что еретиком можно назвать любого, мысль более тонкая (может быть, даже политическая), понятная тому, кто определяет канон как свод неких положений, которым нужно соответствовать. Если хоть одно положение неканонично, рождается ересь.
Часто можно прочесть, что Cineticle – журнал сектантский или еретический. Многие уравнивают «секту» и «ересь», хотя на сегодняшний момент сектанство относится скорее к области организационной, а не идейной. Секта – всегда ересь, но не всякая ересь оформляется в виде секты-организации (да и организованные секты сейчас чисто потогонные фабрики по выколачиванию денег – никакой тебе оригинальности ануляров или гистрионов).
Еретиком быть сложно. Пусть костёр уже и не разведут, но презрением окатят с ног до головы. И это всего лишь из-за несопадения Канону, всего лишь из-за желания потакать своей субъективности или нежелания есть то, что нахваливают другие, носить то, что модно, смотреть то, что в тренде. Каждый еретик есть свой собственный канон – до тех пор, пока это не будут уважать, крестовые походы против альбигойцев не прекратятся.
Перейти к: Б1 Б2 Б3 Б4 (перечитать) Б5 Б6 Б7
Кадр из фильма Лорана Ашара «Последний сеанс»
Морис Бланшо пишет в «Неописуемом сообществе»: «Посредством своих неотторжимых прав личность утверждает свой отказ от любого другого происхождения, свое неприятие любой теоретической зависимости от других людей, которые будут рассматриваться не в качестве таких же личностей, то есть ее самой, повторенной бесконечное число раз, будь то в прошлом или в будущем, то есть существа в равной мере смертного и бессмертного: смертного в своей невозможности бесконечно длиться без самоотчуждения, бессмертного, поскольку его индивидуальность – это имманентная жизнь, сама по себе не имеющая конца».
Сообщество – это царь парадоксов: невозможная существовать вещь всё же существует.
«Во времена Империи нашлось в Париже тринадцать человек, одержимых одним и тем же чувством, наделённых достаточно большой энергией, чтобы сохранять верность общему замыслу; достаточно честных, чтобы друг друга не предавать даже тогда, когда интересы их столкнутся; достаточно ловких, чтобы скрывать священные узы, соединяющие их; достаточно сильных, чтобы ставить себя превыше законов; достаточно смелых, чтобы идти на все, и достаточно удачливых, чтобы почти всегда преуспевать в своих планах, умевших молчать о своих поражениях, подвергаясь величайшим опасностям; недоступных страху, не знающих смущения ни перед монархом, ни перед палачом, ни перед невинностью; принявших друг друга такими, каковы они есть, не считаясь с социальными предрассудками; безусловно преступных, однако, несомненно, наделённых некоторыми чертами, которые создают великих деятелей, и, во всяком случае, принадлежащих к числу выдающихся людей». Так Бальзак начинает предисловие к «Истории Тринадцати».
Сообщество (со-общество) – это, в первую очередь, желание со-общества. Достаточная степень верности общему замыслу, силы ставить себя превыше закона (=Докса), монарха и палача, степень смелости, удачливости и бесстрашия – и достаточная степень ловкости скрытости священных уз, соединяющих со-общников. Сообщество существует там, где есть желание бартовской идиорритмии – и не вялое, а жгучее, насущное желание, которое позволит не увидеть различия «Я» и «Другого», даже телесные, самые яркие и явные.
Перейти к: Б1 Б2 Б3 Б4 Б5 (перечитать) Б6 Б7
Кадр из фильма Люка Мулле «Анатомия отношений»
Синефил – секулярный монах. Синефилия – полная ритуалов атеистическая религия. Хичкок стоит мессы.
Как жить с синефилом? Это непросто, как детально и красочно показал Люк Мулле в «Анатомии отношений».
Как синефилы живут вместе? Никак, два синефила – это уже толпа, гибридные боевые действия, кухонная жизнь в коммуналке (вертикальное отношение к синефилии, подобное тому, о котором писал Бонфуа в приложении к слову, превращается в горизонтальное).
Как синефилы могут жить вместе? Они могут жить порознь, в собственных кельях, иногда выходя к трапезе или в кинозал, чтобы посмотреть «Головокружение».
Перейти к: Б1 Б2 Б3 Б4 Б5 Б6 (перечитать) Б7
Кадр из фильма Люка Мулле «Брижитт и Брижитт»
Акедия (akèdia). Концепт-триггер. Лектор в Коллеж де Франс Ролан Барт нежно подходит к вам и стреляет в упор: «Состояние монаха, разочаровавшегося в своей аскезе, – ему больше не удаётся вкладываться в неё (≠ кто теряет веру). Это не потеря веры, это потеря инвестиции. Состояние депрессии: душевная смута, усталость, грусть, тоска, упадок духа. Жизнь (духовная жизнь) кажется однообразной, бесцельной, мучительной и бесполезной: помрачается сам аскетический идеал, лишённый притягательной силы». И дальше: «Мы – не монахи, и всё же акедия интересует нас. Так происходит именно потому, что она типично связана с «аскезой», то есть осуществлением (таков этимологический смысл слова) определённого рода жизни».
Синефил, пытаясь взлететь по вертикали, чувствует потолок высоты. Когда оказываешься на вершине горы, есть только два пути: вниз и вверх. Честно говоря, всего один – если только вы не умеете летать. Синефил разочаровывается в своём поиске присутствия, он становится тем, кто обращается к горизонтальным отношениям дискурса – он становится кинокритиком (или режиссёром; когда один из друзей синефила из «Кресел…» узнаёт, что их общий друг перестал писать и снимает свой дебют, он заорал: «Предатель!»). Он во власти акедии, ему невозможно быть одному, он хочет быть с кем-то или быть против всех.
Кинокритик, сёрфер дискурсивной поверхности, натрудил икры. Вдруг он, видя всех своих знакомых на смазанных воском досках, видит Волну, вздыбившуюся почти отвесно. И вот он уже отрывается от толпы и выискивает в фильмах, которые он смотрел и рецензировал (но не видел – так как рецензировал), нечто, что не выражается языком.
Никакой диалектики – просто переполнение акедией. Переполняешься одиночеством – хочешь со-общества, выходишь к людям из своей кельи, участвуешь в трапезе, иногда служишь мессу (однозначно в секулярном смысле). Переполняешься работой в коллективе – уходишь в пустынь, зарываешься в землянку, смотришь на грунтовую стену и видишь потрясающие картинки. А потом снова переполняешься. Главное – наполняться, а дальше будь что будет.
Здесь есть очень тонкая проблема: понять сущность переполняющей вас акедии. Это как похолодание или потепление – они могут вызываться глобальными (космическими) и локальными (климатическими) причинами. Важно понять, что вызвало приход зимы внутри вас, – нахождение в самой отдалённой от Солнца точки орбиты или холодный фронт, пришедший из Норвегии. Несомненно, холодно в обоих случаях, только причины этого холода и его длительность различные. Акедия – это всё-таки изменение врéменное, но если оно длится долго, то возможно её патологическое западание в депрессию. И тогда уже и присутствие, манкое, лёгкое, скользящее внутри фильма не спасёт.
Перейти к: Б1 Б2 Б3 Б4 Б5 Б6 Б7 (перечитать)
Источники
Барт Р. Camera lucida. Комментарий к фотографии. – М.: ООО «Ад Маргинем Пресс», 2013. – 192 с.
Барт Р. Как жить вместе: Романические симуляции некоторых пространств повседневности. Конспекты лекций в Коллеж де Франс, 1976-1977 гг. – М.: Ад Маргинем Пресс, 2016. – 272 с.
Бонфуа И. Век, когда слово хотели убить: Избранные эссе. – М.: Новое литературное обозрение, 2016. – 168 с.
Бланшо М. Неописуемое сообщество. – М.: Московский философский фонд, 1998. – 80 с.
Benjamin W. Selected Writings, Vol. 2, 1927-1934. – p. 266. / В статье М. Б. Ямпольского «Невозможность «проверки»», журнал «Сеанс».
Автор сердечно благодарит Марка Гринберга и Яну Янпольскую (Бражникову), великолепных переводчиков Ива Бонфуа и Ролана Барта, общение с которыми инспирировало некоторые важные построения данного текста.
Алексей Тютькин