«Нетерпимость» по-украински. Новый фильм основателя Cineticle Станислава Битюцкого

 

Основатель и бывший главный редактор Cineticle Станислав Битюцкий закончил работу над короткометражным авторским хоррором «Нетерпимость», снятым при поддержке Украинского культурного фонда. В основе истории – реальные события, произошедшие в 1890-м году в одной из полесских деревень. Тогда при загадочных обстоятельствах умер человек, в чем местные жители обвинили местную знахарку, приговорив её к сожжению живьем как ведьму.

О том, какое отношение нетерпимость по-украински имеет к знаменитому фильму Гриффита, о возрождении жанра ужасов и хоррорах Бергмана и Дрейера, с автором «Нетерпимости» поговорил Максим СЕЛЕЗНЁВ.

 

Ты используешь слово «пост-хоррор» – что ты под ним подразумеваешь? В какой момент закончились ужасы и началось это состояние после ужасов? И что отличает новую ситуацию и новый этап существования жанра?

Мне близко определение новой волны хорроров, которое дал Стив Роуз из The Guardian. Эволюция в некую мультижанровость, переосмысление канонов и использование его новыми способами, как форму, под которой скрывается что-то новое и большее. Интернет и изменённая реальности принесли в нашу жизнь столько ужасов, что, как говорил Алексис Тиосеко, режиссерам нужно искать иные способы воздействия на зрителя, иные способы разговора о прошлом и настоящем. И потому хоррор сегодня – это идеальная форма разговора о том безумии, которое сгущается вокруг. Не случайно все всплески жанра в США, например, происходили как раз в какие-то переломные моменты, будь то отголоски войн или, как в случае с пост-хоррорами – президентство Трампа.

В этом плане для меня «Нетерпимость» – это скорее религиозная драма об утрате веры, о столкновении язычества и христианства, но рассказанная с использованием ключевых составляющих хоррора. Это рифмуется с тем состоянием, в котором мы существуем последние годы и служит своеобразным мостиком к прошлому моей страны.

Видишь ли ты свой фильм в одном контексте с новыми фильмами ужасов, ознаменовавшими ренессанс жанра? Если да, то с какими именно – «популяризаторами» (и популистами) вроде Джордана Пила, Роберта Эггерса и Ари Астера или какими-то менее очевидными историями?

Мне интересны и Астер, и Эггерс, но для меня в их фильмах чего-то не хватает – души, не знаю. Это напоминает одно большое упражнение в стиле. Пил в этом смысле мне ближе – своей искренностью, отсутствием какой-то позы. Чем больше времени проходит с премьеры его последнего фильма «Мы» – тем больше понимаю, что это очень важный фильм. Отчасти потому, что в отличие от Астера и Эггерса, Пил заинтересован в кино как социальном инструменте, для него важно задавать вопросы и искать ответы на них, не стесняясь при этом жанровости или нарочитой простоты. Мне это импонирует, хотя и хотелось бы добавить какой-то интимности, нежности и приглушенности.

 

Фотография со съёмок фильма «Нетерпимость»

 

Название фильма подмигивает Гриффиту, а в качестве ориентиров ты называешь прежде всего не новые ужасы, а классические фильмы Дрейера, Бергмана, Мидзогути. Значит ли это, что ты видишь какой-то неразгаданный хоррор-потенциал в этих формально не жанровых фильмах? Или, напротив, они важны как примеры из принципиально иной, не-жанровой области?

Разумеется, Эггерс и Астер не придумали ничего нового, а лишь стали систематически использовать то, что было до них. В той или иной мере истоки пост-хорроров лежат в истории кино. У того же Бергмана есть несколько фильмов, выйди они сегодня – назывались бы именно ужасами – «Час волка» или «Стыд». А какая потрясающая хоррор-составляющая есть в «Фанни и Александре» – это же вообще кино о призраках. Или возьмем «Время волков» Ханеке, его можно рассматривать как одну из предтеч современных хорроров. А фильмы Канэто Синдо «Женщина-демон» и «Черные кошки в бамбуковых зарослях» – это, с одной стороны, по-настоящему страшные истории, с другой – сильные антивоенные драмы, созданные режиссером, чье творчество – одна большая попытка изжить последствия войны. Или тот же Дрейер – «День гнева» вполне можно рассматривать как историю в традициях хорроров о ведьмовстве… Но вместе с тем, обращение к этим классическим фильмам и режиссерам для меня было важно еще и в стилистическом плане – как возможность отойти от арт-кино к чему-то более монументальному – и именно в этом смысле я думал о сюжете моего фильма как о пропавшем при монтаже эпизоде «Нетерпимости» Гриффита.

В центре твоего фильма – изгнанница, которую деревенские жители считают ведьмой. Образ ведьмы в кино последних лет срабатывает в очень разных контекстах и значениях, в каком-то смысле выражая пластичность и тревожную неопределенность, свойственную всему жанру ужасов (достаточно вспомнить хотя бы «Ведьму» Эггерса, «Ведьму любви» Анны Биллер или уже ставшую классической «Ведьму из Блэр»). Какова роль ведьмы в твоем фильме?

Ведьма – это другая. Я много читал о ведьмах, в том числе и в книжке замечательной украинской исследовательницы Катерины Дысы. Но мне интересно было уйти от клише, рассказать историю не столько о ведьмовстве, сколько о вере – её потере и обретении… О желании отыскать веру и двух потерянных людях, встретившихся где-то на окраине мира, полного нетерпимости.

 

Фильм «Нетерпимость» выйдет в 2020 году.

 

Интервью: Максим Селезнёв

3 ноября 2019 года