Реальность можно умертвить, изнасиловав её. Доказано Павлом Руминовым в документальном порнофильме «Машина любви» с собой в заглавной роли. Реальность можно оживить, скомпилировав её. Доказано Никитой Лаврецким, белорусским режиссером, сделавший осью своей новой работы собственную девушку – Олечку Ковалёву. Кто такая Олечка и почему нам всем необходимо посмотреть «Несколько сцен с моей девушкой Олечкой Ковалёвой», рассказывает Алексей ТЮТЬКИН.
1. Чужая речь
Развитие цифровых камер, как ожидалось, не привело к «дайректор-буму» (словосочетание образовано по образу и подобию термина «бэби-бум»), но зато довольно чётко – хотя обобщение всегда хромает на одну ногу – определило две тенденции создания «дигитального» кино. Параметром их различения является отношение к записываемому звуку.
Одиночки, которым интересно одиночество, снимают свои фильмы, словно бы вычитая себя из кадра: авторы / режиссёры становятся закадровым голосом, который определяет, объясняет или толкует визуальное. Это технология бедности, которая рождается из-за неудовлетворённости звуком, который пишется встроенным в камеру микрофоном. Ветер рвёт мембрану, ворует слова – лучше переозвучить потом, дома, сидя в одиночестве и вынимая из визуального смыслы, которые зачем-то будут продублированы словами.
Режиссёры, которые тяготеют к показу человека, идут на риск, записывая звук напрямую микрофоном камеры. Это тоже технология, рождённая бедностью, и в то же время технология, которая требует нового подхода: приходится приближаться к человеку, чтобы микрофон записал его речь почётче. Никита Лаврецкий – режиссёр, тяготеющий ко второй тенденции: он снимает людей, записывая их речь напрямую микрофоном дигитальной камеры; он, как оператор / режиссёр, сокращает дистанцию к человеку, чтобы «услышать» его; фильм «Несколько сцен с моей девушкой Олечкой Ковалёвой» начинается с тестов встроенного микрофона.
Так технический параметр «отношение к звуку» становится эстетическим и, наверное, этическим – «отношением к объекту съёмки». Хочешь звук почище – наговаривай закадр, но тогда претендовать на отражение чужой речи не следует. Хочешь услышать другого – рискуй, определяй верное расстояние, дублируй плохо записанную речь субтитрами (что Лаврецкий делает довольно часто). Отношение к звуку как манифестация своего отношения к одиночеству.
Кадр из фильма Никиты Лаврецкого «Несколько сцен с моей девушкой Олечкой Ковалёвой»
2. Режиссура?
Название фильма предельно честное: «Несколько сцен с моей девушкой Олечкой Ковалёвой». Это, действительно, состоящий из фрагментов фильм. И это проблема, суть которой выражается вопросом «Никита Лаврецкий какой режиссёр?» Проще сказать, как отрубить: никакой. И тогда проблема обращается на «отрубившего»: а какие вообще бывают режиссёры?
Бывают режиссёры, которые играют актёрами в шахматы. Режиссёры, которые играют актёрами в театр марионеток. Режиссёры, которые осваивают тему / сценарий через актёрскую игру. Режиссёры, которые снимают истории. Режиссёры, которые иллюстрируют сценарий. Режиссёры, которые снимают концепции. Лаврецкий: нет, нет, нет, нет, нет и ещё раз нет.
Когда Никита Лаврецкий пытается обращаться к актёрской игре, вскормленной традицией перевоплощения (от лёгкого сдвига в системе «персона – персонаж» в сериале «Киномантра» до более серьёзной претензии в «Белорусском психопате»), получается недостоверно, как-то натужно. Энергия, которая могла бы быть направлена на «режиссуру по-лаврецки», уходит в поддержание пелены перевоплощения. В «Нескольких сценах…» даже желание перевоплощения отсутствует, поэтому выходит так честно и сильно.
Лаврецкий – режиссёр, практикующий отъём (иногда рейдерски-рекетирский) состояний у человека, который находится перед камерой. Радует, что 38 минут «Нескольких сцен…» не превратились в каталог состояний, а дали им возможность перетекать из одного в другое (наверное, за это ответственен отбор сцен при монтаже, а, может быть, счастливый случай), репрезентируя Олечку Ковалёву, как она есть. И Никиту Лаврецкого тоже.
Кадр из фильма Никиты Лаврецкого «Несколько сцен с моей девушкой Олечкой Ковалёвой»
3. Олечка Ковалёва как тема
Звучит несколько коряво и неполиткорректно, словно бы Олечка Ковалёва – объект, но интенция подзаголовка совершенно иная, поэтому я не стану извиняться.
Зритель, которому предлагается посмотреть фильм Никиты Лаврецкого «Несколько сцен с моей девушкой Олечкой Ковалёвой», имеет право на гневные высказывания: «Но кто он, этот Никита Лаврецкий? Чем он знаменит? И почему это, чёрт возьми, мне должна быть интересна какая-то там Олечка Ковалёва?»
Важно, чтобы эти крики прозвучали, так как они звучат не изнутри человека, а современного дискурса, который сложился вокруг кинематографа. Зритель, которому интересны синелицые инопланетники, Шарлиз Терон без одной руки, штампованные, как таблетки глюкозы, слащавые мелодрамы не хочет узнать, кто такая Олечка Ковалёва. И он никогда не задастся вопросом, почему ему были интересны все вышеперечисленные «события» кинематографа.
А Никита Лаврецкий и Олечка Ковалёва интересны своей нежностью; интимность изображения достигается разрывом дистанции (который своей девушке всегда можно объяснить желанием записать более чистый звук; см. п. 1); сцены из жизни не становятся историей – и это тоже интересно. Ранка на ноге Олечки стоит кинематографического «Титаника», напоровшегося на айсберг.
Кадр из фильма Никиты Лаврецкого «Несколько сцен с моей девушкой Олечкой Ковалёвой»
4. Доверие к цифре
Съёмка цифровой камерой – это вопрос доверия машине. Прощай, речь! Здравствуй, визуальное, порождённое дигитальной матрицей! Можно заморачиваться со светом и постпродакшном, исправляя «ошибки» камеры и пытаясь нормализовать визуальное (небедная технология). А можно довериться камере, зная, что ничего нельзя исправить, и из этого вынужденного доверия извлечь несколько гэгов. Это шутки, игрища с «эффектами» камеры, которые внезапно начинают значить, то есть, рождать знаки.
Вот дисторсия поля съёмки – и внезапное ударение на выразительности взгляда: взгляд становится крупным, значащим.
Кадр из фильма Никиты Лаврецкого «Несколько сцен с моей девушкой Олечкой Ковалёвой»
Вот игра с чёрным прямоугольником-анонимайзером – и внезапное понимание сложности быть анонимным.
Кадр из фильма Никиты Лаврецкого «Несколько сцен с моей девушкой Олечкой Ковалёвой»
Вот эффект искажения лица – и какая-то искренность, отсутствие страха показаться смешным или уродливым.
Кадр из фильма Никиты Лаврецкого «Несколько сцен с моей девушкой Олечкой Ковалёвой»
Сыграть самого себя, пользуясь материалом-«самим собой». Извлечь состояние. Показать другого, запечатлеть его речь. Скользить по силовым линиям доверия к Другому – человеку или камере. Методы Лаврецкого становятся разнообразнее и, что важней всего, определяются собственным кинематографическим опытом. И образом его девушки Олечки Ковалёвой.
Фильм Никиты Лаврецкого «Несколько сцен с моей девушкой Олечкой Ковалёвой» можно посмотреть на его странице Vimeo:
Алексей Тютькин
18 февраля 2017 года