На что способен режиссёр-радикал, который откладывает в сторону камеру и берёт в руки перо? Возможно ли успешно продлить вселенную предельных образов на территории текста? И какие следы на телах книги и фильма оставляет дух маркиза де Сада? Вышедший на русском в издательстве Kolonna publications роман Алена Гироди продолжает его поиски из фильма «Незнакомец у озера». В свою очередь, Никита ПОРШУКЕВИЧ подвергает книгу пристрастному прочтению, чтобы разведать неизвестную территорию для тех, кто боится смотреть, но ещё более опасается читать.
Франк проводит отпуск на юге Франции. На берегу озера он встречает Мишеля. «Курортный» роман, которым грешат местные завсегдатаи, перерастает в нечто мистическое. Виной ли тому любовь или увиденное Франком убийство Мишелем своего «бывшего» – или же аура озера? Может, и то, и другое, и третье: отношения становятся болезненной одержимостью, разъедающей чувство реальности.
Так можно кратко описать канву «Незнакомца у озера» (2013) Алена Гироди, фильма, где формальный саспенс мистифицируется путем трансформации места действия. Озеро боле не укромный уголок для любовных игр, а хтоническое существо, подобное древнегреческому Посейдону. Повелитель вод и морей часто изображался раздражительным, свирепым, готовым обрушить свою ярость на Зевса, тем самым поколебав его верховную власть. Отчасти его архетип выражает и Мишель, тогда как Франк не иначе лишь смертный, с трусливой опаской примеривающийся к обуревающим его чувствам. Неспособный их выдержать достоин смертного приговора, который и «выписывает» Мишель.
«Незнакомец у озера» был настолько успешен у критиков, что Гироди решил перенести сюжет в свой дебютный роман, внеся некоторые коррективы. «Здесь начинается ночь» повторяет сказанное в фильме. Меняются имена, смещается акцент повествования, добавляются локации и смысловые мотивы. Теперь это скорее детектив, в котором Дэшил Хэммет встречает Жоржа Батая, и оба читают учебник по криминалистической психологии. Сверх того, роман можно включить во «вселенную Гироди», особый художественный мир, где обитают все его герои, начиная с первых короткометражек. В данном случае он лишний раз акцентирует свои излюбленные темы, и те получают радикальное, подчас гиперболизированное, выражение.
В статье для Film Comment Джонатан Ромни выделяет следующие элементы такого «мира»: жанровые заимствования (костюмы, вестерн, триллер), социальная структура, лингвистические нормы и сексуальные нравы. Всё это тесно связано с французским Югом, родным для автора: на его равнинах обитают таинственные пастухи, будто сплетённые религиозно-мистическими отношениями со своим стадом, бандиты и охотники за головами на содержании лэндлордов (прообразы классовой борьбы). Регионализм Гироди – альтернатива унитарной Франции. Париж с его культурным преобладанием находится по ту сторону границы. Кажется, что понятие «центр» вообще исключено как категория. Герои живут в псевдофеодальном мире, близком понятию «фронтир». Такая логика постижения реальности (социальной, экономической, политической) предусматривает телесные практики, различающие периферийное сознание от столичного, для которого любая форма реальности — прежде всего интенция к её кодификации, упорядочиванию, что неизбежно влечет доминирование рацио. «Фронтир» же оставляет за собой право на хаотичность. Только вот у Гироди она приобретает декадентский характер. Что бы ни делали его герои, за кем бы ни охотились или кого бы ни искали – все их действия и мысли отдают духом упадка.
Жиль, главный герой романа «Здесь начинается ночь», в этом ряду не исключение. Он испытывает физическую страсть к 98-летнему старику, которого все называют просто Дедуля. Место и время действия — Окситания, отпускные недели лета. Гироди, до этого пользовавшийся в своей региональной повестке своеобразными топонимикой и именами, в этот раз вносит ещё и локальное наречие. Жиль с Дедулей часто общаются на окситанском, который так же, как и сам ветеран, пребывает на грани смерти/исчезновения. Влечение Жиля, с одной стороны, попытка предотвращения неизбежного, с другой, стремление к собственному исчезновению. Это неосознанное желание вскоре трансформируется в трансгрессивное переживание. Здесь Гироди вводит фигуру Начальника жандармерии.
Первое соприкосновение Жиля и Начальника происходит как раз в доме Дедули. Жиль, по-тихому мастурбирующий в стариковские трусы, выдает себя перед дочерью Дедули. Заметив пропажу вещи, она вызывает полицию. Дабы проучить Жиля, Начальник унижает того, чем запускает цепочку событий, которые и приведут главного героя к тому, чего он желает более всего: любви и смерти.
Паранойю Жиля Гироди усиливает покадровым описанием сцены убийства из «Незнакомца у озера», выводя героев на алтарь жертвоприношений, коим предсказуемо служит кровать. Мнительность Жиля отныне уже не отпустит его от Начальника, свидетелем преступления которого он стал. Та же мнительность толкает его к Дедуле, чья старческая пассивность подобна открывающемуся порталу в мир иной. Неожиданная и нежная любовь Начальника застаёт Жиля врасплох, ведь теперь он вынужден иметь дело с ревностью, замаскированной под охрану семьи Дедули.
Гироди, убежденный социалист, не обходит стороной природу авторитарной власти. Ревность как основа патерналистских тенденций вскрывает себя резиновой дубинкой, в данном контексте главным символом гомосексуальных наклонностей. Тут нет ничего нового, как нет его в конечной смерти от рук той самой власти. Любовный треугольник сгладил бы свои углы, замкнувшись в круг повторения одного и того же, если бы не возраст героев.
Инфернальная тяга Жиля к почти столетнему человеку, казалось бы, говорит о его психологических проблемах. Однако геронтофилия у Гироди выступает не как отклонение, а как явление, присущее чувственно воспринимаемой действительности. Действительности, в которой старость есть объективная данность. Поражение коммунистической идеологии и конец больших нарративов констатируется Гироди как триумф геронтофилии.
Разбросанные по роману причитания об экономической несправедливости, о коварных банкирах и прочей капиталистической братии настолько наивны и поверхностны, что тем и подкупают. Снимать и писать об этом так, как делал это другой убежденный коммунист Пьер Паоло Пазолини, Гироди уже не может себе позволить. Ярость первого сменяется спокойствием второго, молодость — старостью. «Здесь начинается ночь» впору переименовать в «Здесь начинается старость/смерть/увядание». Сердце Синди, 15-летней правнучки Дедули, влюбившейся в главного героя, будет разбито, а Жиль с Дедулей смиренно умрут. Останется один Начальник, недвусмысленный образ правого поворота в современной культуре и политике.
Ален Гироди. Здесь начинается ночь. Тверь, Kolonna publications, 2019.
Перевод с французского Маруси Климовой
Никита Поршукевич
30 июля 2019 года
Читайте также:
Книжный дайджест Cineticle: от Cтэна Брекиджа до Линдсея Андерсона