Тяжелая амуниция популистских философем сковывает мускулы жанра хоррор. Хотя на самом деле зло должно быть невидимо, происхождение зла – неизвестно, действие зла – методичным. Этому зрителя учат лучшие и наиболее оригинальные (это не всегда совпадает) хорроры последних лет, сменившие «Пилу» с её вульгарным ницшеанством и потеснившие «Прометея» и «Чужой: Завет» с их нагромождением древнейших теогоний.
В поисках чистого источника абсолютного развоплощённого зла Дмитрий БУНЫГИН пересматривает «Пункт назначения», 5-серийную франшизу из глубоких нулевых, которая предвосхитила современный ренессанс жанра и немало повлияла на «авторские» фильмы ужасов.
Как то, что пронзило ладони и ступни Христа, может принести счастье?
Эрве Гибер, «Мальва-девственник»
(перевод Алексея Воинова)
Сразу несколько не столь давно отшумевших хорроров о безликой (или многоликой, что то же самое) Смерти-охотнице были сняты если не в подражание «Пунктам назначения», то на благодарную память о сериале: «Оно» Дэвида Роберта Митчелла (It Follows, 2014), «Ведьма» Роберта Эггерса (The VVitch: A New-England Folktale, 2015) и «Птичий короб» Сюзанны Бир (Bird Box, 2018; по сценарию Эрика Хайссерера, написавшего пятый, финальный, «Пункт назначения»). Во всех трёх перечисленных картинах анонимное Зло, вроде бы продолжив «семейное» дело, строптиво держится в контурах мифической фигуры мстителя/завоевателя. Оно – международный террорист или компьютерный вирус, вмешивающийся в программу размеренного существования. Тогда как в «Пунктах» Смерть выполняет регулирующие функции, она скорее антивирус, который чистит жёсткий диск земного рода, вымарывая описки, пускай и с патологическим азартом педанта (но совсем не с упоением садиста – в большинстве случаев «работа над ошибками» свершается мгновенно и, что называется, для галочки).
Материалистическая природа франшизы катастроф «Пункт назначения» (Final Destination), растянувшейся на всё первое десятилетие нового века, демифологизирует промысел Зла. Несмотря на свой вредный характер, смерть – не больше и не меньше чем конторский служащий: подбивает баланс для квартального отчета. Следит за расходом гвоздей. Коса – в подсобке, ржавая; смерть ею не пользуется, нет нужды. Гвоздик, на котором висит наша Вселенная, шатается, мир крошится, как булка, люди безо всякой помощи Жнеца гибнут в обломках возведённых ими самими, как им казалось, навек вавилонских небоскрёбов. Пункт за пунктом хоррор-сериал разражается критикой технократического общества, а в безвременной кончине того или иного персонажа виновной сплошь и рядом оказывается неисправность какой-либо и якобы ничтожной машинной детали. Несчастный случай обернулся правилом, и смерти порой достаточно тюкнуть по гвоздику ребром костяной ладони.
Таким образом, каждая из пяти частей франшизы удобно, как в гроб, ложится на канву переводной притчи Самуила Маршака «Гвоздь и подкова»:
Не было гвоздя –
Подкова
Пропала.
Не было подковы–
Лошадь
Захромала.
Лошадь захромала –
Командир
Убит.
Конница разбита –
Армия
Бежит.
Враг вступает в город,
Пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице
Не было гвоздя.
Экранной Америке не хватает винтиков – это не просто идиома. Вывалившийся из решётки болтик, кресло с отслужившим своё газлифтом, перегоревшая лампочка, зависнувший компьютер, стёршаяся изоляция проводов, протекающаая крыша — карнавальную машину геноцида запускают эти и прочие заурядные свидетельства изношенности наиболее развитой из национальных инфраструктур. Как будто бы жертвы «Пунктов назначений» прыгают в могилу согласно плану бюрократа по реорганизации бытовых и рабочих помещений. Из серии в серию горемычные парни и девушки, эти «мертвецы в отпуске», вопрошают себя, друг друга и окрестный воздух: «За что так с нами? Чем мы это заслужили?». Да ничем таким. Это ведь не поступь роковой судьбы, а так, побочный эффект джентрификации.
Трагические отношения и неравная борьба персонажей франшизы с неисправными аппаратами так и напрашиваются, чтобы их назвали изводом ехидной концепции немецкого марксиста Альфреда Зон-Ретеля об «идеальных поломках»: «В Неаполе все технические сооружения обязательно сломаны» (здесь и далее цитаты в переводе Александра Ярина). Как и в Америке. Однако если ушлые неаполитанцы поколениями мирятся с изношенными двигателям, придумывая, например, мотору из расплющенного аварией мотоцикла новую гротескную роль миксера для сливок в молочном кафе, то в Новом Свете отжившим или дышащим на ладан деталям находится категорически иное, специфически смертоносное, применение – и не по упрямству человеческого характера, а незримым мановением карандаша в тетрадке смерти. Европеец, по Зон-Ретелю, «вторгается в машинный мир», «возвышается над законами техники». Что до инертных янки, те покоряются «магии бесперебойного механического функционирования», автоматизму технических процессов, не преобразуя их, но рабски с ними со-образуясь, привыкая быть зависимым придатком заводского молоха. И как только наступает очередь доломать никчёмное, выкинуть ненужное и заменить дефектное, заодно с неодушевлённым предметом бухгалтер с косой тем же махом знай себе ломает чью-то жизнь: погнулся винтик общества – да и болт с ним.
Кадр из фильма «Пункт назначения 4» (2009) (спустя четыре года после выхода картины её режиссёр Дэвид Ричард Эллис был найден мёртвым в ванной комнате; официальная причина смерти остаётся неизвестной до сих пор)
Дмитрий Буныгин
12 августа 2019 года